В связке

Claire Castillon

LES LONGUEURS

Туча. Взвешенные в атмосфере продукты конденсации водяного пара, видимые на небе с поверхности земли.

– Ты ходишь чернее тучи, – говорит мне мама. – Тебя не поймешь, Лили. Куда ты убегаешь? Что-то случилось, скажи мне? Тебя обидели? Я могу тебе помочь? Подвезти тебя в коллеж?

Чернее черного. Сверхчерная. Живопись. Сулаж [1] . Урок изобразительного искусства мадам Пейна в аудитории 2В. Сосредоточься, Лили. Не на уроке, но

Мамы знают, ну, догадываются. На уровне интуиции. Догадываются. Вот и моя знает, что с ее дочкой что-то не так. Наверно, думает, что это из-за ПУ, это у нас означает «папа ушел». Да нет, ладно бы ПУ. Эта тема закрыта.

Мне пятнадцать. Сегодня утром мама предложила поехать на выходные к морю, подышать воздухом. И про собаку заговорила, может, например, нам собачку, не очень большую, конечно, и ласковую, собачку для двух бедных одиноких женщин, пошутила она, а потом взяла и выдала, что наш с ней тет-а-тет ненадолго, скоро все изменится.

У меня болят локти, лодыжки, запястья, коленки, челюсти, шея и поясница. Когда я стою, ничего не сгибая, то чувствую, как начинают болеть какие-то неизвестные мне суставы.

– Ты неважно выглядишь, моя Лили, – продолжила мама, – ты уверена, что не хочешь сходить в парикмахерскую? И потом, обратила бы ты внимание на ногти, ты ведь девушка, моя Лили, попробуй еще раз горький лак. Подростковый возраст – странная штука, ты же чувствуешь, правда? Это он тебя беспокоит? Я понимаю… Все нормально. Если хочешь, я заеду за тобой после уроков, пройдемся по магазинам. Тебе нужны новые вещи. Тебе не надоели твои комбинезоны, а, Лили? Летом еще ладно, но зимой… Не хочешь что-нибудь другое, более женственное? Эмили недавно была в таких красивых брюках с высокой талией, хочешь, купим тебе такие же? Спроси, где она их купила.

Чернее черного. Все из-за освещения, объясняет мадам Пейна, ведь у Сулажа фактуры, игра фактур, свет, рефлекс. Золотистость. Тень. Я не в состоянии конспектировать, половину пропускаю мимо ушей.

– Хочу сказать тебе еще кое-что, – добавила мама сегодня утром, усадив меня рядом и протянув бутерброд. – Монджо, наверно, будет жить с нами… Ты в итоге оказалась права. Помнишь, когда тебе исполнилось восемь и мы праздновали твой день рождения в Диснейленде? Помнишь, что ты тогда спросила? Ну так вот, моя Лили, мы с Монджо… Лили?

Чернее черного, и на поверхности фактур не возникает никакого света.

В самом начале мне семь. Мама улыбается. Даже когда его еще нет. Придет Жорж, и она улыбается. Когда его еще нет. Вот так. Такие дела. Улыбка. Молчание. Звонок. Ей даже не надо говорить, что это он. Я и так знаю. Улыбка. Я его слышу. Молчание. Звонок. Я его вижу. Смех. А потом – веселье двух товарищей, как выразилась сама мама, когда на мой восьмой день рождения, который мы праздновали с Жоржем в Диснейленде, в «Доме с привидениями», я спросила их, влюблены ли они друг в друга или, может, когда-нибудь влюбятся. И подумала, что жаль, когда мама засмеялась и объяснила, что они скорее как брат и сестра. На всю жизнь. Тогда я была бы рада такому отчиму, как Жорж. Веселый, добрый, терпеливый. И главное, мама с ним такая беззаботная, будто папа никуда не уходил. Так что я, как и она, зову его Монджо.

Когда папа ушел, мама подцепила парня, который начинал каждую фразу со слов «если бы дочь была в эти выходные не у тебя, мы могли бы…». Но мама у меня строгая. В выходные я у нее, и это не обсуждается. Вообще-то я у нее каждые выходные, потому что папа теперь не где-нибудь, а в А-МЕ-РИ-КЕ. Когда он сказал, куда уезжает, у него звезды в глазах сверкали. «Титаник», «Конкорд», д’Абовилль, переплывший Атлантику на веслах, – все это написано на бейсболке «Беркли», которую он теперь не снимает. Папа осуществил свою мечту. Он уезжает за океан. Он кайфует. В день отъезда он подарил мне будильник, на котором установлено его американское время, «чтобы мы все время были вместе». Восемь утра в Париже – я иду в школу, два ночи в Атланте – папа спит. Он должен был купить мне билет, чтобы я прилетела летом, но расходов и так оказалось слишком много. С тех пор он сам время от времени приезжает во Францию. Мы встречаемся в кафе, пьем сок, и иногда он говорит официанту thank you, потому что стал американцем. Сам же над этим посмеивается, а я смотрю на его часы, время на которых установлено как на моем будильнике, даже когда он во Франции. Час прошел, и он предлагает мне забрать палочку-мешалочку. Я их собирала, когда была маленькая. Он мне присылает американские. Я храню их в обувной коробке, которую подписала «ПАПИНЫ МЕШАЛКИ». Когда я наберу сто, он вернется.

Маме было очень одиноко, когда папа ушел. Плакать она не может, во всяком случае при мне. Мы вместе делаем тш-ш, это наше с ней время, когда мы сидим крепко обнявшись. Мы надеемся, что войдет папа и сядет на свое место, но не говорим этого. Мама прекращает тш-ш вовремя, чтобы не дать вырваться словам, ведь она не разрешает поддаваться хандре. Чтобы разрядить обстановку, она обычно объявляет киновечер или ужин на ковре. Моя обязанность – выбрать и расстелить на полу скатерть, и мы устраиваем пикник. За едой играем в «Уно» или в «Доббль. Гарри Поттер». Или еще в вопросы. Какое у тебя самое любимое воспоминание, моя Лили? А какая у тебя твоя самая сумасшедшая мечта, мама? А ты когда-нибудь врала, мама? Если бы ты могла превратиться в животное, кем бы хотела стать – птичкой или рыбкой, Лили?

Да, мама скучает по папе, но я – дело другое. У меня есть моя злость. И потом, вдвоем нам с мамой спокойно, и, главное, папа теперь не почесывает за ужином горло, как он делал под конец его жизни здесь, когда ему звонила Кейт и он брал трубку и разговаривал с ней как с пациенткой, а потом вставал из-за стола и уходил в другую комнату, чтобы потрепаться подальше от наших ушей и свалить, видите ли, на «срочный вызов». А папа вообще-то дерматолог. То есть просто держит маму за дуру. «Не разменивай сердце на мелочь, – недавно посоветовала она мне. – Храни его для кого-нибудь такого же хорошего, как ты». А потом она захотела узнать, почему я не иду на вечеринку к Эмили. Я сделала тш-ш. Я уважала ее молчание, когда она отказывалась говорить о папином уходе, и она тоже уважает мое, когда я отказываюсь говорить о своих «не хочу». «Ну а все-таки?» – пытается она, правда пару раз, но я могила. «А Октав будет?» – спрашивает она. Да, нет, может быть. А-МЕ-РИ-КА: это означает странное чувство отчужденности. С Октавом все кончено. Да и не начиналось никогда. Но я делаю тш-ш.

Мне только-только исполнилось семь, а Жоржу было сорок два, когда он снова занял свое законное место маминой родственной души. Так она сама сказала и объяснила мне, что это значит. До папы он был ее лучшим другом и, когда папа ушел, совершенно естественно стал им снова. Папа его недолюбливал, поэтому за все двенадцать лет, что папа с мамой были вместе, Монджо приглашали не очень часто. Каждый раз он приходил с новой подружкой, и мама, при папе и при очередной подружке, любила показать, что они-то с Монджо – на всю жизнь. Говорила о скалолазании и о том, как они раньше ездили куда-нибудь на выходные и ночевали в палатке.

Папа страдал головокружениями, и маме пришлось бросить скалолазание. Потом, когда она осталась одна и могла бы снова лазать с Монджо, она решила, что уже слишком стара для этого. Зато она записывает меня в группу «Коал», по средам, а потом и субботам, потому что Монджо говорит, что у меня способности. Он сразу переводит меня в другую группу – к «Микробам». Я собой горжусь. Монджо – так он всем представляется и в клубе скалолазания «Пальмы».

Мне восемь с половиной. Папа уехал в Америку. Мама так и не плачет. Монджо часто ночует у нас. Они с мамой ужинают, и он остается спать на диване, либо потому, что выпил и не хочет садиться за руль, либо потому, что наша квартира ближе к «Пальмам». Это его клуб – стена для скалолазания и спортзал. Ему хорошо, теперь он сам себе начальник. Иногда мы смотрим кино. Он любит детские фильмы. Однажды он признался мне, что в постели с подружками часто смотрит мультики. Но это взрослый секрет. Вопросов я не задавала. Подумала только: интересно, если бы папа с мамой посмотрели «Инспектора Гаджета», сумели бы они как-нибудь остаться вместе? Мама довольна, что в моей жизни присутствует мужчина. Монджо дарит мне книги, а один раз даже принес косметику. Клубничный блеск для губ.