В тайном государстве
Шрифт:
— Девон.
— Каково в отставке? Тыквы, кабачки, шезлонг в саду, хорошая книга. Знаешь, а я сейчас перечитываю Карлейля. Прекрасное занятие.
Стрейнджу пришло в голову, что дружба с некоторыми людьми живет вечно. Их с Мэттьюзом всегда сближала общая тяга к истории.
— Теперь на прошлое нет времени. Слишком отвлекают текущие дела. Потому-то я здесь. Мне нужна помощь. Можно где-нибудь поговорить с глазу на глаз?
Мэттьюз бросил на него озабоченный взгляд. Все его добродушие как рукой сняло.
— Да ты, Фрэнк,
— Благодарю тебя. Когда можно прийти?
— В любое время после восьми. Если я запоздаю, поиграй на бильярде, налей себе рюмочку.
— Барнаби, — Стрейндж перешел на серьезный тон, — постарайся никому не говорить о нашей встрече. Дело мое и вправду весьма щекотливое.
— Звучит загадочно, чертовски загадочно. Вечером увидимся. Сумеешь добраться?
— Не волнуйся. Справлюсь у твоего ординарца.
Мэттьюз энергично махнул рукой и поспешил на отгороженную территорию. Распахнутая шинель развевалась как спортивная куртка.
Перекинувшись парой слов с дежурным офицером, Стрейндж сел в машину и покатил из расположения воинской части в город. Для жены Мэттьюза надо было купить цветы и коробку шоколада.
Родословная леди Барбары, происходившей из старинной дворянской семьи, уходила своими корнями в ранние годы царствования Елизаветы I. Мэттьюз был ее вторым мужем. Они поженились в 1946 году, через четыре года после того, как ее первый муж пал жертвой гестапо в оккупированной Франции. Барнаби работал в военной разведке, но в отличие от большинства сослуживцев остался в армии после войны.
Леди Барбаре досталось родовое поместье. Ее старший брат умер в Испании, а младшего отпрыска семьи не тянуло бороться с тараканами и личинками древоточца в старом доме. После более чем тридцати лет инфляции поместье быстро приходило в упадок. Стрейндж вел машину по изрытой выбоинами дороге, пробиваясь сквозь шквал града, молотившего по аллее королевских дубов и затемнявшего свет фар. Пока машина с трудом проталкивалась сквозь темноту, Стрейндж думал — поведут ли за ним слежку до конца или остановятся под промокшими деревьями в начале дороги.
Единственный огонек светился над входом. Остальная громада, возвышавшаяся над ним, была погружена в темноту. Звонка он не нашел. Толкнув дверь, он вошел внутрь, в сырой каменный холл и по-свойски позвал хозяев. Стрейнджа радовало, что его ждут.
Долгая пауза, отдаленный собачий лай, хлопанье двери, чьи-то шаги, топающие вдали по каменному коридору.
— Хелло, — крикнул Стрейндж громче, сомневаясь, что на его приветствие ответят.
Вскоре показался Мэттьюз.
— Добро пожаловать, Фрэнк. Прошу тебя, тише. Барбара нездорова, поэтому на ужин — только омлет. Добрался нормально?
— Ну и особняк! — восхитился Стрейндж.
— Бремя, Фрэнк, жуткое бремя. Я тебе все покажу, хотя электричество из экономии отключено в большинстве комнат. Откровенно говоря, мы недалеки от банкротства. Ты — один из последних, кто посещает дом в приватном порядке. Я передаю его, вернее Барбара передает, национальному тресту, если тот, конечно, в состоянии содержать его — следующим летом. Мы снимем полдома в другом месте и на досуге займемся игрой в триктрак.
Кухня была вымощена каменными плитами. На телевизоре стояла искусственная рождественская елка. На плите пыхтела керамическая кастрюля.
— Суп? — спросил Мэттьюз, подавая ему бульонную чашку. — Заправляйся. Я только отнесу остальное Барбаре. Приду через минуту.
Стрейндж сидел в кухне, наблюдая, как пар смешивается с тенями на потолке.
— Ну а теперь, — сказал Мэттьюз, с грохотом спускаясь по узким ступенькам, — мы можем расслабиться. Пива?
— С удовольствием.
— Домашнего приготовления. Пинта за десять пенсов — жаловаться не приходится. — Мэттьюз поставил две оловянные кружки. — Неприятностей на работе хватает. Руки опускаются, когда имеешь дело с ничем не спровоцированным насилием. К счастью, кажется, террористы недооценивают способности разведслужбы.
— Ты успешно борешься с ними?
— Надеюсь. Мы выявили схему организации, остается только поставить имена.
Стрейндж подумал, что его собственная проблема немногим отличается от трудностей Мэттьюза.
— А это легко? — поинтересовался он.
— Легко никогда не бывает. Обычные бунтарские затеи экстремистских ячеек. У каждого — своя кличка. Никто не знает, кто кому подчинен. Мы надеемся выловить кого-нибудь из вожаков и устроить сеанс чтения чужих мыслей. Я положил глаз на один подозрительный дом в Фулэме.
— Вы связаны с управлением?
— Обычное сотрудничество. Каждый старается перебежать другому дорогу. — Мэттьюз рассмеялся и отодвинул бульонную чашку. — Ты омлет любишь?
— С удовольствием отведаю.
— Сейчас будет готов. Знаешь, единственный раз, когда я себя чувствовал в министерстве незаменимым, это когда мы вместе, в шестьдесят восьмом, провернули ту незабываемую операцию.
— Да, успех нам сопутствовал, — улыбнулся Стрейндж при этой похвале.
— Весело было тогда работать, — вспоминал Мэттьюз. — Но с тех пор чудо не повторялось.
— А с кем ты имеешь дело теперь?
— С твоим уходом в управлении воцарилась неразбериха. От Хейтера ничего не добьешься. Твой преемник — как его?
— Гай Прис.
— Чересчур деловит. Думаю, единственный, с кем дело идет, это Дейнджерфилд. А он для меня — загадка.
Стрейндж решил, что пора несколько изменить тему беседы, и отважился на вопрос:
— А как с Листером?
— Так он тебе рассказал, да?
На секунду, неправильно поняв вопрос, Стрейндж испугался.