В тайном государстве
Шрифт:
— Да. Самое трудное — ничего ей не говорить, хотя знаю, что она… — тут он беспомощно развел руками.
— И все это время вам ничего не сообщали? — отважился спросить Стрейндж.
— Рисковать не хотели, я ведь ненадежный, — с бешенством воскликнул Эллисон. — Конечно, ничего. Они никогда много не говорят, а теперь еще меньше.
Стрейндж понял, что Эллисон вроде Купера. Отчаявшийся человек, ждущий, но не получающий новостей на другом конце провода. Стрейндж сообразил, что нужно зайти с другого конца, иначе он не убедит Эллисона продолжать игру.
— Но внимание уделяют, — сказал Стрейндж, — ведь и за мной, по дороге к вам, следили! — Удар пришелся в цель.
— Нет, — ужаснулся Эллисон. — Где… Кто?.. — От страха у него заплетался язык.
— Если вы даже попросите меня уйти, — безжалостно продолжал Стрейндж, — Прис и прочие все равно захотят узнать у вас, что вы мне сообщили, и вряд
— Я вам не верю, — сказал Эллисон нерешительно.
— Достаточно выглянуть в окно.
Эллисон поднялся, подошел к оконному проему и отодвинул занавеску.
— На той стороне улицы, — подсказал Стрейндж, — видите, до чего они наглы.
Эллисон уселся опять на стул, сложив локти на коленях, и подался вперед, нервно хватая губами воздух. Он явно не знал, что говорить дальше.
— Самое лучшее для вас — рассказать по возможности все, чтобы мы вместе могли разобраться. Пока это остается тайной, вы не будете чувствовать себя в безопасности. Если замкнетесь в себе, кончите тем же, что и Листер.
Эллисон уставился в дальний угол. Затем судорожно заговорил короткими фразами, которые двигали рассказ, словно рывки компьютерной ленты.
— Все началось давным-давно. Еще в шестидесятых. Как вы знаете, Прис работал в Челтнеме тогда. Но он был восходящей звездой. Его уважали за ум и боялись. Благодаря ему мы почувствовали уважение к себе. Платили нам плохо. В шутку называли нас «учеными». Компьютеры были в диковинку. Люди им не доверяли, подшучивали над ними. Типично британская позиция. Все это было унизительно. Мы-то знали, что у нас на руках. — У Эллисона взыграла гордость. — Мы знали могущество нашего управления. Со временем оно становилось все больше и больше. Прис выражал наши чувства. Заставил чувствовать себя полезными. И Листер там был. Он и Прис были друзьями. Об этом не любят вспоминать. Они рассорились гораздо позже. Затем случилось так, что представители других министерств стали получать доступ к нашим секретам. Каждый хотел знать, чем мы располагаем. Всем нужна была информация. Мы — правительственное учреждение, и не в наших силах было их остановить. Хотя мы и хотели. Удивительно, до чего становишься сильным, когда располагаешь информацией. Затем мы обнаружили, что из наших секретов люди делают деньги. Деньги из нашей работы! Так нам казалось. В управлении трудятся не просто государственные служащие. В нем работают теоретики, инженеры, математики — люди с университетским образованием. Они относятся к другим как к фигурам на шахматной доске. Мы, во всяком случае, поняли, что другие министерства делали деньги за наш счет. Мы явно знали больше их. У них же была неполная информация. А мы, по крайней мере некоторые из нас, знали все. Прис заставил нас этим гордиться, понимаете. Он был боссом. Он ободрял нас. Он разрешал нам действовать на свой страх и риск. Давать информацию на сторону, как правило, для друзей. Продавать информацию. За наличные. Вспомните, в то время началась инфляция. Деньги обесценивались. Прис говорил — это приварок. Действительно, преступления тут не было, но не было и законности. Особенно когда мы стали иметь дело с людьми, находящимися не на государственной службе. Да, все велось под прикрытием консультаций и только в Челтнеме. Это нас обескураживало. Успехами не пахло. Маленькие деньги, маленькие сделки. Меня это не беспокоило. Мы безупречно поступали со служебными материалами, не злоупотребляли и служебным временем. Сначала. Потом пришлось оставаться по вечерам. Мы начали привлекать наших секретарей. Письма и тому подобное, от случая к случаю. Заметьте, мало кто разбирается в компьютерах. От этого мы осмелели, стали дерзкими. Мы никогда не держали копий, а секретари не задерживались слишком долго, чтобы разобраться, что к чему. Прис им не позволял.
— Листер тоже к этому причастен? — тихо, словно нехотя остановил его словоизлияния Стрейндж.
— Из-за этого он и поссорился с Присом. Задолго до расследования Листер знал, что творится. Нельзя безнаказанно обманывать компьютер. По крайней мере, мы не могли. — Он улыбнулся про себя. — Но сначала Дик вел себя тихо. Помалкивал в тряпочку. Черт возьми, это ведь был приработок! Но Листер не хотел этим заниматься и обвинил Приса в использовании банка информационных данных. Разразился скандал. Огласки не удалось избежать. Листер был настоящим ученым. Блестящим. Ко всему безразличным, кроме своих компьютеров и их программ. И Сары. Она стала вторым смыслом его жизни. Я еще расскажу об этом. Когда дело дошло до банка данных, Листер смотрел сначала сквозь пальцы на махинации Приса, но он взорвался, когда в ход пошли секретные материалы. Это было уж слишком подозрительно. Но об этом позднее.
— Когда?
— Не торопитесь. Итак, в Челтнеме возникла своя шайка. Она состояла из меня, Купера и Приса. В нее входил еще один человек, он умрет, если это когда-нибудь станет известным, поэтому оставим его в покое. Это наша с ним тайна. Все шло без сучка и задоринки. Рисковать стали потом. Пришлось скрываться от Листера. Все это до того, как он уличил меня, хотя уже тогда стал многих из нас подозревать.
— В чем?
— В незаконной наживе денег. Приведу один пример. Вы знаете, что у нас хранятся списки террористов из Британии и Северной Ирландии. Как управление министерства, мы имеем также доступ к спискам торговцев оружием в нашей стране, в Европе и Америке. Купер и я нажили кучу денег, снабжая торговцев именами террористов и бандитов, желающих приобрести оружие.
Стрейнджа ошеломила прозаичность этой операции, но он только выдавил из себя:
— Прис знал про это?
— Разумеется. Как вам известно, он-то и разработал более рациональную методику накопления данных о террористах. Мы только поставили дело на широкую ногу.
Стрейндж подумал, насколько все это противоречит скучной сыскной работе управления, кропотливому розыску имен и адресов, хождению в книжные магазины, выискиванию ненадежных следов и сидению на невыносимо скучных радикальных митингах; и как все это не вяжется с последствиями — разбитыми стеклами в витринах магазинов, сожженными автомашинами, искалеченными телами.
— Неужели вы не думали, во что это может вылиться? — подавленно спросил он.
Эллисон пожал плечами.
— Да нет. Никто не задумывался, если говорить честно. Страна дошла до точки, а нам хотелось делать деньги, пока была возможность. — Глаза Эллисона избегали испытующего взгляда Стрейнджа.
— Тогда Листер выступил с разоблачениями?
— Не совсем так. Сначала все шло как положено. Приса повысили. Потом забрали в Лондон. Мы не понимали, чего лишились. Он держал нас в узде. Потом все пошло вкривь и вкось. Мы стали замахиваться на слишком многое. Незадолго до того, как Листер поймал меня, мы вошли в контакт с преступным миром. Это было легко, поскольку мы связаны с полицейским компьютером. Но слухи о наших проделках дошли до посторонних ушей. От этого могло не поздоровиться. Мы стали черпать секретный материал из других банков данных с тем, чтобы его использовать в будущем. Прис не возражал. Он был слишком поглощен другими делами в Лондоне и планировал ввести одну из своих самых засекреченных схем в наш банк информационных данных, чтобы спрятать и сбить всех с толку. На этом и поймал меня Листер, на ключевых словах.
— Это был детальный индекс Мейера, дающий доступ к взаимосвязям международного терроризма.
— Вы и про это знаете?
— Да, — ответил Стрейндж, — знаю.
— Я уже говорил, — продолжал Эллисон, — мы утратили бдительность.
— Почему Листер перешел в наступление?
Эллисон замялся.
— Причин тут много. Но эта, — он ткнул себя в грудь, — самая главная. Я уже говорил, что он любил Сару. Мой роман с ней тянулся с небольшими перерывами несколько лет. Раньше я не признавался, но теперь скажу — отчасти я продолжал его в отместку. Листер был умнейшим программистом. Мы могли бы его использовать. Но он с нами не пошел. Поэтому для нас он всегда представлял угрозу. Мы рассчитывали на его молчание. Чтобы он помалкивал, я и закрутил с его женой. Для начала. Потом все стало серьезней. А тут Листер накрыл меня. Купер по-прежнему оставался его другом, хотя он и трус. Все старался столкнуть меня с Листером. Хотел, наверное, построить свое счастье на несчастье других. Это я скоро установил и не позволил ему уйти в сторону. Запахло жареным. Чудо, что тогда ничего не обнаружилось. По счастью, Прису поручили руководить расследованием. Его просили уладить все миром, чтобы в Лондоне ничего не узнали. Он сумел, правда. Он даже ухитрился обратить слухи про Листера против него. Помните, слух про то, что Листер своими разоблачениями прикрывает собственные грязные делишки. Люди охотнее верят большой лжи, не так ли?
— Так, — согласился Стрейндж.
— После этого все пошло наперекосяк. Купер обиделся на Приса из-за того, что он не рядом с ним, когда я втянул Купера в расследование. Он уволился. Испугался. Прис заважничал. Четвертый человек ушел с работы. Он тоже был напуган. Листера перевели в Лондон. Здесь остался один только я.
— Как по-вашему, почему Листера перевели?
— По ошибке. Прис думал, что сможет присматривать за ним, что он умнее Листера. Но главная причина заключалась в том, что он хотел уничтожить его. И уничтожил. У Листера вскоре возникли неприятности дома, с женой, с детьми, со мной и масса других. Это, конечно, приводило его в бешенство. Поэтому он и затеял борьбу с Присом.