В те дни на Востоке
Шрифт:
Василий ехал на коне рядом с Парыгиным впереди полка. Он радовался, что обстановка складывается в его пользу.
Шел третий день войны. Советские войска продвигались в глубь Маньчжурии, занимая один город за другим. Воины Первого Дальневосточного фронта под командованием маршала Мерецкова, овладели городами Хутоу, Мулин и приближаются к Муданьцзяну. Второй Дальневосточный фронт генерала армии Пуркаева, форсировав Амур, занял Сахалин, Фуцзинь и подходит к Цзямусы. Войска Забайкальского фронта маршала Малиновского,
Только японское радио не проявляло никакого беспокойства. Токийский диктор с олимпийским спокойствием вещал: «Императорская армия и флот, выполняя высочайший приказ, повелевающий защищать родину и высочайшую особу императора, повсеместно перешли к активным боевым действиям»… Но из неофициальных источников, поступивших в Харбин, люди понимали, что дни империи сочтены.
В отделах бюро российских эмигрантов готовили документы для уничтожения и отправки в Токио. Родзаевский снял ремень с портупеей. Ходил в штатском, как пес с поджатым хвостом. Не помогли его призывы «Все силы на борьбу с красными врагами!» Теперь он не готовил инструкции для агентов на случай вступления в Россию, а подумывал, как бы куда-нибудь скрыться.
В кабинете начальника БРЭМ генерала Власьевского сидели соратники по борьбе: атаман Семенов и генерал Бакшеев. Бакшеев сник, осунулся. На высохшем узком лице его выделялись только казацкие усы. Мыслимое ли дело, хромому старику с одной здоровой рукой пришлось позорно бежать из Хайлара от наступления красных на площадке товарного поезда! Почти двое суток трясся он на чемодане, не чаял, что доберется до Харбина. Теперь с горечью рассказывал о несметных армадах советских танков, которые движутся к Хингану.
– Да-а, плохо мы знали советских. Считали, что у них осталось мало сил, что они не осмелятся напасть. И жестоко обманулись. Танки их сходу прорвали укрепления японцев и вечером подошли к Хайлару.
Власьевский зло усмехнулся.
– А не вы ли, Алексей Проклович, уверяли, что Хайлар – это неприступная крепость, что в сопках японцы построили такие сооружения, которые никакая армия не возьмет.
– В сопках-то они и сейчас сидят, да что толку. Советские обошли их и дальше поперли.
– Что ж это за укрепления, если их можно обойти? В разговор вмешался Семенов.
Тут вся беда в том, что японцы готовились не обороняться, а наступать. Поэтому линии Мажино не построили.
– Ну вот, сами виноваты и некого больше обвинять, – отвернулся Власьевский.
Бакшеев вздохнул, почесал впалые небритые щеки.
– Видно, други мои, чему быть, того не миновать. Я уж собрался к советскому консулу. «Берите, мол, меня и что хотите со мной делайте».
Власьевский попытался урезонить старика.
– Напрасно, Алексей Проклович. Надо выждать до конца.
– Так конец-то подходит, Лев
– Подходит, но еще не подошел. Вдруг японцы применят какое-нибудь средство, вроде бактериологической бомбы.
– Нет, господа, – безнадежно махнул Семенов, – все провалилось в тартарары! Акикуса только что вызвал к себе генерала Исии. Передал ему приказ командующего – подготовить к взрыву «Отряд 731». Исии, говорят, в отчаянии готов был совершить харакири: так уж ему было больно, что не пришлось применить в войне свою бомбу.
– Значит, у японцев больше нет никаких шансов на победу, – подытожил Власьевский.
– Конец, други, всему конец! – стонал Бакшеев.
– Чудовищно, – сокрушался Семенов. – Сколько лет мы тешили себя надеждой на возвращение в Россию, и вот все лопнуло, как мыльный пузырь!
Померанцев лежал в сыром ущелье. На голову ему навалили тяжелый камень. Иван задыхался, старался освободиться, но сил не хватало. Пытался кричать, звать на помощь, но голоса не было. Наконец ценой больших усилий он столкнул с головы груз, хотел встать. Но чьи-то руки держали его.
Где он? Что с ним?
Иван открыл глаза. Девушка в белом халате прикладывала к его лбу холодную тряпку, ласково говорила: «Лежите, вам нельзя вставать».
К Померанцеву пришло сознание. Он догадался, что лежит в больнице. А в голове такая острая боль, что невозможно пошевелиться. Постепенно в памяти воскресали события последних дней. Было это полмесяца назад. Кутищев затеял очередную аферу. Они сели на рикшу, и худые босоногие китайцы привезли их на окраину Харбина с узкими зловонными улочками и часто наставленными фанзами. Нужно было расплатиться, но они, ничего не говоря, пошли прочь.
– Лусска, деньга плати надо, – крикнул один из китайцев. Кутищев брезгливо сплюнул.
– Нет у нас денег, ходя!
Китайцы что-то по-своему начали кричать, преследовать русских. Кутищев остановился и ударил одного по лицу. Китаец закричал вслед.
– Ламоза! Ламоза!
– Что он говорит? – спросил Померанцев.
– Ругается. Так раньше китайцы называли казаков. Теперь они всех европейцев так крестят.
Они зашли в магазин Сун-Ши-хая. Дождавшись, когда вышел последний покупатель. Кутищев вынул наган и наставил на китайца. Тот в страхе поднял руки.
Померанцев перепрыгнул через прилавок и начал выбирать из ящика деньги. Потом они связали китайца, заткнули ему рот и поспешили из магазина. Только вышли, зашел внук Сун-Ши-хая. Увидев связанного дедушку, мальчик выскочил на улицу и закричал:
– Ламоза! Ламоза! – и кинулся догонять бандитов.
К нему присоединились несколько взрослых. Один догнал Померанцева, схватил за рукав.
Кутищев остановился, выстрелил в него.
Зажав руками живот, китаец стал оседать. Остальные отпрянули.