В темноте
Шрифт:
— Поднимите его, — сказал он милиционерам, кивнув на распростертое тело.
Они выполнили указание.
Это был не Сиплый. Даже не очень похож. Слегка оглушенный незнакомый мужик не спорил, не вырывался, только недоуменно крутил головой.
Сержанты ждали указаний. Чтобы выиграть время Максаков поднялхле–тевшую шляпу и начал отряхивать с себя снег.
— Я просто дорогу переходил, — наконец выдавил из себя мужик. Голос у него был жалобный и испуганный.
Максаков наконец решил, что делать дальше.
— Везете его в РУВД, в ОРУУ, на четвертый этаж, — скомандовал он наряду, — сдадите Колесову или Гималаеву. Я позвоню им, предупрежу.
— Алексеич, при дележке орденов нас не забудь, — попросил один из милиционеров.
Максаков вспомнил, что его зовут Женя и раньше он работал в ИВС.
— Не волнуйся, Женя, не забуду, — усмехнулся он.
Поток машин радостно рванул вперед по зеленому сигналу светофора. «УАЗик» 87–го исчез за поворотом. Максаков подогнал «копейку» поближе к тротуару и достал «моторолу». Гималаев был на месте.
— Игорь, выручай! Я лажанулся. Какого–то мужика с Сиплым перепутал и устроил вестерн. Без стрельбы, но с драками. Его в отдел повезли, а мне еще на рынок надо. Поговори с ним за меня. Извинись и все такое. Очень тебя прошу.
Голос Игоря был как всегда спокойным.
— Не бери в голову, все решим.
Максаков разъединился и в который раз подумал о том, что работают только пока такие, как Игорь, прикрывают ему спину, о том, что будет хреново, если Игорь уйдет, о том, что он наверняка уйдет (и о том, что даже думать об этом тошно). Потом он снова вспомнил о Сиплом и несколько минут напряженно вглядывался в бесцветный поток человеческих фигур на улице. Потом он решил, что налицо все признаки шизофрении, и тронул машину с места.
У рынка было непривычно спокойно. Отсутствовала привычная безостановочная суета. Основные постоянные обитатели группами кучковались на некотором отдалении, обмениваясь тревожными впечатлениями. У входа громоздился армейский «ЗИЛ» с кун–гом. Возле него примостилась машина ОВО. Максаков закурил и постучал в стекло.
— Ну?
Три усатых лица не выражали дружелюбия.
— Ответственный от руководства Архитектурного РУВД Максаков.
Они встрепенулись и вылезли из салона.
— Что тут у вас?
— Старший наряда Еременко, — козырнул хмурый сержант лет тридцати пяти. — Прошла заявка — погром на рынке. Мы прилетели, а нас не пускают. Якобы работает РУБОП.
Абревиатуру он произнес, презрительно скривив губы. Максаков грустно отметил, что его бывшая контора нигде не пользуется уважением. Сам он проработал там два года и очень быстро вернулся в район, одним из первых поняв, чем все закончится. Конечно, даже сейчас у него там оставались друзья, но они сами крыли свою организацию матом, чувствуя себя белыми воронами среди массы деловой молодежи, пришедшей «решать вопросы», организовывать «нужные» уголовные дела и зарабатывать деньги. Грустно было оттого, что он еще помнил время, когда там собрались энергичные бесстрашные романтики, мечтающие бороться с мафией и чувствовавшие себя «комиссарами Каттани». Время все расставило на свои места. И мафию, и романтику, и мечты…
— Пошли, — кивнул Максаков овошникам.
Ступеньки были скользкие от снега. У дверей возвышался вооруженный до зубов малый в черной маске, видны были только выпуклые голубые глаза.
— Нельзя, спецоперация, работает РУБОП.
— Старшего позови. — Максаков предъявил ксиву.
— Малый внимательно изучил красную книжечку, на что ему потребовалось времени в два раза больше, чем обыкновенному человеку.
— Коля, иди сюда! — заорал он внутрь рыночного зала.
Подошел еще один, отличающийся только цветом глаз.
— Чего?
— А опера есть? — Максаков начинал терять терпение. Через незакрытую дверь ощутимо морозило спину.
— Мы все опера, старшие, — пожал плечами Коля. — Чего надо–то? Максаков наконец взорвался.
— Хватит мозги мне парить! Какие вы опера, я знаю. Я спрашиваю, настоящие опера есть? Кстати, неплохо бы тоже представиться?
Дело было в том, что в РУОПе, а ныне в РУБОПе, всех собровцев поставили на должности старших оперов, что вызывало возмущение настоящих сыщиков, хорошо знающих цену этой должности.
Несколько секунд оба собровца недобро молчали. Максаков даже почувствовал, как напряглись овошники за его спиной.
«Интересно, впишутся или побоятся, если что?» — мелькнула мысль.
— Коля, проведи сюда, это местные! — крикнул кто–то из глубины зала.
Максаков не разглядел, кто, но голос показался до боли знакомым. Собровец скис и махнул рукой.
— Пошли!
— Пойдемте! — зло поправил Максаков. Он поймал себя на мысли, что уже настроен на скандал.
Ему всегда нравился запах рынка, пряный и свежий. Вид отборных, чисто вымытых, ярких фруктов и овощей доставлял просто эстетическое удовольствие. При виде огромных ломтей мяса уже текли слюнки. Его не раздражали разномастные южане, наперебой расхваливающие свой товар, суета, кажущееся беспорядочным движение и непрекращающийся разноязыкий гул голосов. Наркодилеры, скупщики краденого и рыночные шлюхи крутились обычно у заднего выхода на Басков переулок. Сейчас из них никого не было видно. Торговцы застыли на своих местах, заложив руки за головы. Несколько перевернутых лотков валялось на полу. Яркими пятнами на сером, грязном полу выделялись рассыпанные персики. Собровцы рылись под прилавками, толкали хозяев прикладами, беззастенчиво рассовывали по карманам фрукты. Все это напоминало старые фильмы о войне. Немецкие каратели в русской деревне. За пластмассовым, белым столиком сидел бывший коллега Максакова по отделу Гарик Дятлов и широко улыбался, засунув руки в карманы длинной коричневой дубленки. Рядом с ним что–то писал на листе бумага молодой, коротко стриженный мальчишка в черном, дорогом «пилоте». Сзади маячил с видеокамерой техник Вова Столяров.
— Привет! — Максаков пожал про тянутую Дятловым руку и опустился на свободный стул. — Какими судьбами?
— Рейдуем по наркоте и оружию. А ты откуда взялся?
— Свои точки приехал отмазывать, — не отрываясь от бумаг, высказался мальчишка. — Обычные районные мульки.
— Не суди обо всех по себе, щенуля. — Максаков даже не посмотрел на него. — Я сегодня ответственный от руководства РУВД, Гарик.
Дятлов кивнул, жестом остановив вскинувшегося на «щенулю» коллегу.