В темноте
Шрифт:
— Мочите его, гниду! — бесновалась в окне брюнетка.
Сознание включилось уже на улице, перед белым «жигуленком» с эмблемой совы. Запястья были жестко перехвачены за спиной наручниками. Двое волокли его за плечи.
«ОМОН», — догадался Громов и осторожно позвал:
— Мужики!
— Мужики зону топчут, а ты едешь к ним! — Сержант отворил дверь машины. — Толя! Принимай. Крадун с волыной. Верняк, премия!
— Мужики, я опер с восемьдесят седьмого. Ксива в плаще. Дежурному позвоните — он в курсе, где я.
— Чего–о–о?
Рука сержанта скользнула во внутренний карман и извлекла удостоверение. Его прислонили грудью к машине. Голова нестерпимо гудела. Саднило кровоточащую скулу. Красное солнце игриво слепило холодными колющими лучами. Мимо тек поток прохожих.
— Сеня, смотри, что–то происходит.
— Ничего. Просто бандита поймали.
— Избили–то как, звери.
— Так им, чеченам, и надо…
Сзади зашипела рация. Что–то бубнили овошники. Щелкнули наручники. Громов обернулся и растер руки.
— Извини, — без тени сожаления сказал плечистый сержант, — мы же не знали.
— Ничего. — Громов с трудом кивнул.
Сержант усмехнулся.
— Жаль, премия сорвалась.
Громов наконец увидел Щукина. Тот стоял у арки и по–прежнему ковырял ботинком асфальт. Снова зафыркала рация.
— Мужики! Помогите злодея в розыске взять! Если вы сейчас подниметесь в хату…
— Не можем, извини! — Сержант оторвался от рации. — Тревога. Кнопка сигнализации в магазине сработала.
Захлопали дверцы. «Жигуленок» резко развернулся.
— По машинам больше не лазай!
Холодный ветер трепал волосы. Сияло негреющее солнце. Прохожие осторожно обходили его стороной. Громов вытер тыльной стороной ладони заскорузлые губы, коснулся влажной от крови щеки и, подавляя тошноту и раздражение, подошел к Щукину.
— Ты чего их не остановил?
— Ты говорил про бандитов, а это наши.
— А потом чего не вмешался?
— Ты же команды не дал.
Громов вздохнул и огляделся. Кровь не унималась. Нужно было умыться и привести себя в порядок. Соваться в РУБОП в таком виде было стыдно. Он подумал и направился в пожарку.
Дежурный оказался словоохотливым парнем одного с Громовом возраста. Он провел его в умывальник и предоставил набитую всем необходимым аптечку.
«Жалко, что у него пива нет», — подумал Громов, заклеивая рану пластырем и разглядывая зачем–то разложенные во дворе огнеупорные костюмы и шлемы.
— Спасибо большое, — сказал он, вытерев лицо солдатским вафельным полотенцем, снова посмотрел в окно и сам обалдел от неожиданно пришедшей в голову идеи.
— Дружище! А ведь правда офицеры должны помогать друг другу?
* * *
— Кто там?
— Пожарная охрана! Задымление дома! Мы ищем очаг возгорания! Вы можете погибнуть!
В прорезиненном костюме он чувствовал себя как в сауне. Тяжелый шлем нестерпимо давил на и без того раскалывающуюся голову. Непривычно оттягивал руку топорик. Рядом застыл похожий на космонавта Щукин. Громов боялся, чтобы он чего–нибудь не выкинул, но командир пожарки наотрез отказался рисковать своими людьми.
За дверью думали и разглядывали их в глазок. Пот катился по лицу градом. Подрагивали скрытые массивными перчатками руки.
«Пожалуйста! Пусть мне хоть раз повезет! Пожалуйста…» Заскрипели запоры.
— О Господи! — вздохнула знакомая брюнетка. — У нас вроде нет дыма.
— Вам так кажется! — Громов устремился вперед по роскошно обставленной прихожей. — Нам необходимо осмотреть всю квартиру. Вот старушку с первого этажа уже не откачают, наверное.
— Туда ей и дорога, — в сторону процедила хозяйка и крикнула: — Сережа, к нам пожарные!
В коридор вышел худой длинноволосый парень в джинсах и бледно–голубом свитере. Он был высокий и загорелый. Громов проскочил ему за спину и, резко развернувшись, обхватил руками.
— Спокойно, Кротов! Отбегался!
У брюнетки глаза поползли на лоб. Щукин переминался в дверях с ноги на ногу. Парень рванулся вправо, затем влево, локтем въехал по шлему, взвыл и попытался выскользнуть вниз, на пол. Даже сквозь комбинезон Громов ощущал тяжелый твердый предмет за поясом джинсов у него за спиной. Еще рывок. Парень оттолкнулся ногами от противоположной стены, и они оба ударились об косяк комнатной двери. Громов сжимал парня крепче и крепче. Вся жизненная сила его перетекла в руки. Все преступники, ходившие когда–либо по земле, соединились в этом длинноволосом парне. Все непрожитые годы, дни, часы и мгновения имели смысл лишь благодаря его рукам, которые не мог, не хотел, не имел он права разомкнуть. Вместе с ними в узком коридоре вальсировало пыльное ожидание холодных опостылевших кабинетов, готовое раствориться и исчезнуть, открывая дорогу к новому, прекрасному этапу жизни.
Он не видел, как кинулась на него брюнетка. Только почувствовал на спине тяжесть, обрушившуюся и отрывающую от отчаянно бьющегося парня. Глухо ударился об пол и отлетел в сторону большой черный пистолет. Они рухнули одновременно. Брюнетка взвыла и повисла у Громова на правой руке. Парень вырвался, вскочил, оглянулся в поисках ствола и, не увидев, кинулся к двери, где продолжал переминаться Щукин.
— Останови его, Коля! Останови! — кричал, стонал и рыдал Громов, понимая, что это конец, что все кончено и он проиграл.
Парень уверенно шел на Щукина, мелкими шажками освобождающего дверной проем. В следующую секунду Громов увидел, как ноги длинноволосого взлетели к потолку и он с силой врезался лопатками в пол, припечатанный упавшим сверху орошником. Брюнетка взвизгнула и обмякла.» Громов высвободился из ее рук, сорвал шлем, на четвереньках подполз к Щукину и достал наручники. Длинноволосый явно отключился.
— Ты… Ты как это его так?
— Я раньше борьбой занимался. До мастера спорта дошел, пока травму не получил.