В тени другой

1.Удачная прогулка

Открытую лужайку перед домом Икария щедро заливало солнце. Молоденькая девушка не спеша развешивала белье – встряхивала, выпрямляла скрученное полотно, постепенно заполняя натянутые во дворе веревки. Вскоре лужайка наполнилась рядами свежевыстиранных простыней, покрывал и скатертей. Дно огромной бадьи, что стояла на крылечке дома, наконец показалось, однако то было только начало.

– Принимай еще, Пенелопа.

Тяжелый таз глухо стукнулся о каменную ступеньку крылечка.

– Как-как? Пенелопа? – удивился молодой человек, что до сих пор отдыхал в тени беседки на краю поляны. – Почему девушку называют уткой?

Одиссей слонялся по улицам Спарты с самого утра, стараясь найти местечко, где можно было без помех предаться размышлениям. Дом Тиндарея слишком шумен – толпа собравшихся женихов Прекрасной Елены возможности отдохнуть в тишине не давала, старалась показать себя во всей красе, вела себя задиристо и громко. Избыток навязчивого общения Одиссею порядком надоел, он не нашел ничего лучше, чем пройтись, побродить по улицам Спарты – пусть безо всякой цели, лишь бы побыть наедине со своими мыслями.

А мысли те были не слишком веселы. Начнем с того, что Одиссей ничего не привез для невесты. Никаких подарков. Вообще говоря, он до сих пор убежденно считал, что это как раз за невесту должны дать достаточно, чтобы он, Одиссей, согласился лишиться свободы, никак не ожидал, что дело примет такой оборот, и каждый из женихов станет соревноваться в богатстве подарков для Елены, мало того – будет стараться превзойти в роскоши этих самых подарков друг друга.

Оказалось, что это не все. Еще придется состязаться в метании копья, и в кулачном бою, и в беге. А какой ему бег? Он вообще то прихрамывает и довольно сильно с той самой последней охоты – рана бедра, похоже, еще долго будет напоминать о себе. Нет, конечно так сразу его хромота не бросается людям в глаза. Однако как только Тиндарей построил их в рядок на Аферте, и дал старт забегу – все сразу стало заметно. Зря он приехал сюда. Только время теряет.

Одиссей печально вздохнул. Девушка, конечно, хороша, спору нет. Вот и наприехали на эту красоту отовсюду. Даже с Кипра не поленился примчаться царь Кинир, будь он не ладен. А этот.... Менесфей – вообще красавчик афинянин… Только что занял трон в богатых Афинах – а это что-нибудь, да значит. Язык подвешен – сладкоречивый как мало кто, а женщины так падки на речи сладкие… Опять же – Диомед – бравый герой, только что одержавший победу над Фивами… Пусть не слишком пригож, однако ему есть чем похвастать. Проходу не дает никому, с видом победителя свысока смотрит на всех. Стоит Елене спуститься к ним – он уже в первых рядах, всех растолкает, глаза свои влюбленные выпучит и смущает ее своим откровенным взглядом… Индоменей опять же – писаный красавчик с богатого могущественного Крита… Здоровенный Аякс со своим прихвостнем – братиком Тевкром. Так и ходят парочкой, всех задирают безо всякой причины… Ох, сколько их… Куда ему тягаться со всеми. Что может противопоставить им Одиссей? Маленькую, затерянную в море Итаку? И свою заурядную внешность? Ладно бы только это… – тяжко вздохнул Одиссей.

Сам себе боялся признаться царь Итаки, что бедность заела его родной остров. Там, вдалеке ото всех, это не слишком заметно, однако стоит высадиться на материк, как сразу бросается в глаза его потертое старомодное платье, провинциальные замашки и говорок – нет в нем лоска больших городов, нет умения ухаживать за дамами и быть всем любезным. Не зря его имя означает свирепый. Свирепый и есть. Говорить комплименты, плести сладкие сети из слов Одиссей не умеет. Оттого и проигрывает. Теряется Одиссей в шумной разодетой толпе, где каждый норовит перещеголять соперника, чтобы понравиться знаменитой невесте. Обидно конечно, но придется признать – не видать ему Елены Прекрасной, не вышел он ни ростом, ни внешним своим видом, ни богатством, а ум и смекалка не ценится в таком деле.

***

Так вздыхает он в одиночку, намотался по городу, ноги устали – Одиссей набрел на беседку, что укрылась в тени, расположился на лавочке. Как хорошо – птички чирикают, теплый слабенький ветерок приятно освежает кожу, никто не мешает, с пустыми разговорами не лезет – наконец-то можно Одиссею отдохнуть спокойно.

Солнечную поляну возле очередного спартанского дома оживляла какая-то девушка, что развешивала белье. Симпатичная. Лет шестнадцати. Стройная, худенькая – впрочем, все спартанки худые. Это Одиссей заметил сразу, как оказался в порту. Каждый иноземный корабль, что привез очередного жениха для Елены встречали жители Спарты дружелюбно, все спешили приветствовать царей Греции. Скромный корабль Одиссея сразу затерялся среди прибывших ранее судов. Тот, хотя и дивился богатству последних, однако заметил множество женских головок в порту – не принято в Спарте прятать женщин своих по домам. Каждая знает с самого детства, как себя защитить, если что.

Кстати – вот эта девушка на лужайке – чудо как хороша. Если ее приодеть как Елену, да причесать – ничем не уступит знаменитой красавице. Волосы светлые собраны в хвостик, глазищи большие, лицо дышит свежестью, изящные ручки то и дело мелькают, расправляя белье, гибкая, стройная – что еще надо? Разница лишь в том, что никто не знает о ней, кроме ближайшего окружения. Никто не кричит, не разносит вести на всю Элладу, что красотка такая живет по соседству с Еленой. Не знает никто, что ни чем не уступит она, если так разобраться. Оттого не толпятся в прихожей ее женихи. Всем хороша. Но почему она – утка?

2. Есть другие девушки на свете

Одиссей терпеливо дождался, когда незнакомка подойдет поближе. А развешенная сушиться скатерть скроет от посторонних глаз их беседу.

– У тебя странное имя – начал Одиссей.

От неожиданности девушка вздрогнула, затем развернулась к нему.

– Почему? – улыбнулась она.

– Первый раз слышу, чтобы такую прелестную девушку звали уткой. – объяснил Одиссей – Пенелопа… чудно.

– Это прозвище. Меня дома так называют. Любя. – задорно ответила она. И вновь улыбнулась.

– А как на самом деле тебя зовут?

Девушка на миг застыла. Оценивающе взглянула на случайного собеседника. Симпатичный, приятный. Глаза выразительные. Смотрит на нее с интересом. Даже с восхищением – или мне показалось? Ладно, вроде он не опасен. Почему бы не продолжить разговор, в самом деле?

– Арнея. Когда то давно, еще в детстве, я едва не утонула. Меня спасли утки. Целая стая. Такие, знаешь, с розовыми полосками на оперенье.

На самом деле было не совсем так, но зачем случайному собеседнику об этом знать? Икарий просто бросил новорожденную малышку в Эврот. Известие о дочке не слишком по душе ему пришлось – он сына ждал, а тут такое.

Вот выплывет – решил Икарий – тогда будет жить. Не выплывет – подумаешь, утрата. Пускай рожает воинов жена. Девчонки совсем нам ни к чему.

Икарий развернулся, собираясь уйти домой, забыть благополучно свой поступок, но стая птиц, засуетившаяся над местом, где под водой скрылась девочка, заставила его остаться наблюдать, что происходит.

Утки вытолкнули на поверхность малышку, не дали наглотаться ей воды, окружили, направили кратчайшим путем к берегу. Количеством своим не дали течению увлечь ребенка, громким кряканьем отчаянно старались привлечь внимание сородичей, а, может быть, людей к происходящему. Девочка интуитивно двигалась в воде – так, потихоньку, в окружении птиц, она достигла берега. Утки старались вытащить ее на сушу как могли – своими крыльями, широкими клювами, перепончатыми ногами – лишь бы ребенок оказался на земле. Усилия их наблюдал Икарий.