Шрифт:
Маршрутка подъехала сразу, и это была, пожалуй, единственная удача за весь сегодняшний день. Два свободных места – одно, в самом конце, где смыкаются двери запасного выхода, досталось как раз Ленке. Она живо пробралась назад, рискуя споткнуться о чьи-нибудь ноги, уселась, и немедленно уставилась в окно. Сквозь мутные разводы заляпанного грязью стекла обычно мало
Оно, кстати, давно уже не то. С тех самых пор, как они с матерью остались одни в родной малогабаритной двушке – одни, без Наташки. Вот тогда-то и понеслось. И всех Ленкиных бед так просто не перечислить.
Во-первых, мать ежедневно пилила ее за неумение устроиться в жизни. Пример младшей сестры теперь постоянно всплывал перед глазами и никак не давал спокойно вздохнуть. Она и красавица, и умница, и муж ей попался хороший, а ты…
В кого только ты пошла? – вопрошала мать, как будто бы действительно нашла Ленку где-нибудь в капусте.
Ни рожи, ни кожи – так и будешь на моей шее сидеть – злобно бросала мать, удаляясь в большую комнату смотреть телевизор.
Грузная фигура в цветочном ситцевом халате торжественно проносила мимо Ленки здоровенный бокал горячего чаю – и Ленка, наконец, вздыхала спокойно – это означало передышку на ближайшие 40 минут. Во всяком случае, пока идет очередной любимый материн сериал, Ленке нравоучения не грозят.
Самое обидное, что мать в чем-то была права – заурядная Ленкина внешность действительно не могла поспорить с прелестным личиком младшей сестры. Нос картошкой, глазки невыразительные, маленькие, волОс жидкий хвостик – вся в отца, с тобой одни расстройства – отмечала мать, как будто быть похожей на отца с некоторых пор стало неприлично.
Не умея по другому объяснить свое положение нелюбимой дочери, Ленка для себя решила, что всему виной эта самая похожесть. Отец бросил их, когда младшенькая Наталья еще пешком под стол ходила.
Но я-то здесь причем? За что она меня так люто ненавидит? – спрашивала себя Ленка. – Что я ей сделала?
Очевидно, эти мысли так или иначе, но отражались на Ленкином лице, потому как тут же следовал вопрос:
– Что так смотришь на мать? Только и ждешь, когда помру.
– Ничего я не жду – огрызалась Ленка.
– Что тогда делать будешь? – как будто не слышала ее мать. – Моя пенсия – две твоих зарплаты.
– Так уж и две…
Однако доля правды в материнских словах все же имелась, и это особенно угнетало Ленку. На ее зарплату действительно не вот разбежишься. Если вообще то, что Ленка получала можно назвать зарплатой. Скромная должность в детской библиотеке с не менее скромным окладом – про премию забудьте – разве на это проживешь? Денег не хватало хронически, катастрофически и абсолютно ни на что.
А еще Ленка поругалась с Андреем. И все остальные беды не шли ни в какое сравнение с этой бедой. Вот уже неделю ее телефон молчал. Позвонить самой не позволяла гордость. То есть Ленка брала в руки свой скромненький Самсунг и даже жала клавиши телефонной книги – несколько раз на дню. Первой же выделенной строчкой там стояло имя Андрей. Ленка вздыхала и захлопывала свою раскладушку. На этом все и заканчивалось.
– Нужна ты ему. Поматросит и бросит. – мать злорадно подливала масла в огонь. Хотя недавно еще о Ленкином знакомом отзывалась так:
– Проходимец какой-то. Нашла себе придурка.
Чем он ее не устроил – нормальный парень. Ну, конечно, не чета Наташенькиному мужу – где уж нам. Впрочем, Ленка прекрасно знала, что именно так сильно раздражает мать в этом ее знакомом. Как ни старался Андрей, а провинциальный говорок выдавал его с головой.
– Никаких прописок – заявила мать. – Пусть даже не надеется.
– Да не надеется он. Что ты взъелась? Что ты мне жить не даешь? – однажды возмутилась Ленка.
– Не тебе же с ним… – и вовремя осеклась.
–… договаривай – что не мне? Это ты готова каждому голодранцу на шею броситься, совсем головой не соображаешь, только и знаешь, что мать изводить…
Вообщем, с какой стороны не возьми – все было плохо. И хотелось забиться куда-нибудь в угол, чтобы никого не видеть, ничего не слышать, и чтобы ее никто больше не касался. А еще лучше – сбежать от этого вороха проблем, от бесконечного ворчания матери, от вечного безденежья и рухнувших надежд – зарыться с головой, как страус в песок, лечь на дно – ввиду недосягаемости всего этого по крайней мере – уткнуться в подушку и выплакать хотя бы ей одной невыносимую круговерть бесконечных бед за все ее, Ленкины, 28 безрадостных лет.
Конец ознакомительного фрагмента.