В тени двуглавого орла, или жизнь и смерть Екатерины III
Шрифт:
Глава вторая
Мартовские ночи
«-Проект „Манифест“ провален, коллега. Императрица Екатерина скончалась именно тогда, когда должна была скончаться, несмотря на все усилия Марии.
— То есть даже наши лекарства не смогли предотвратить апоплексический удар? Или хотя бы ослабить его?
— Увы! Но есть версия, что императрицу отравили, а удар — это только для официального заявления. Между прочим, никакого следствия, даже тайного, по этому делу не проводилось.
— На
— На косвенных доказательствах. Мария видела умирающую императрицу и утверждает, что картина для инсульта нетипична, хотя некоторые признаки и были. Кроме того, бесследно исчез один из врачей, который бальзамировал тело императрицы и занимался ее внутренними органами. Незадолго до исчезновения он получил приватную аудиенцию у нового императора.
— Что ж, мелочи действительно настораживающие. У Марии есть хотя бы приблизительные догадки, кто мог это сделать и с помощью какого яда?
— Опять же увы! В отличие от своего сына, Екатерина была крайне общительна, принимала в своих покоях множество людей, и никогда не боялась быть отравленной. Во всяком случае, еду и напитки перед тем, как подавать ней, никто предварительно не пробовал. Это по вопросу — кто мог отравить. А вот по второму вопросу…
— Есть какие-то догадки?
— Мария предполагает медленно действующий яд растительного происхождения, применение которого исторически зафиксировано несколько раз. При императрице Анне Иоановне по меньшей мере трое высоких персон были точно отравлены таким ядом, а один отравился сам, обнаружив у себя неизлечимую болезнь. Но определить, в чем именно Екатерине дали яд, невозможно.
— Будем возвращать Марию?
— Нет. Пока не время. Смерть императора Павла тоже достаточно загадочна, и если предотвращать ее, то последствия даже просчитать трудно. Но надо хотя бы добиться того, чтобы императором стал Александр.
— Но он и так им станет после смерти отца.
— Мария считает, что нужно принимать дополнительные меры. Характер у наследника очень мягкий, но тоже совершенно непредсказуемый, и на него могут оказать сильное давление. Или…
— Договаривайте, что же вы остановились?
— Или просто физически уничтожить. Мария опасается и этого тоже. Ведь если Екатерину отравил кто-то из ее врагов, он вполне может быть врагом и ее любимому внуку. Идеальным вариантом было бы отправить цесаревича с супругой путешествовать за границу.
— Мария обещала постараться. К счастью, ее питомица — любимая сестра Александра, и контакты с ним налаживать достаточно легко. То есть просто внушить какую-то идею великой княжне Екатерине, а та уже передает ее брату, как свою собственную. Княжна тщеславна, в том, что до хорошего додумался кто-то другой, никогда не признается.
— Это все.
— Пока. Есть еще одно интересное сообщение относительно проектов брака Екатерины. Но пока это — только слухи и догадки. Нужно подождать.
— Подождем, это тоже входит в нашу работу.
— Совершенно верно. И это — тоже.»
Павел стал совсем плохо спать по ночам, ему снились кошмары и мучили дурные предчувствия. Проснувшись, он иногда имел такой грустный и потерянный вид, что даже жена не могла ни успокоить его, ни понять. Собственно, успокоить его еще иногда было можно, понять же никто не был в состоянии.
Император совершенно не владел собой, и придворные уже не со страхом, а с ужасом ожидали каждую секунду, что еще придет в голову их богоданному повелителю. А он, точно издеваясь, сам выдумывал поводы для того, чтобы к нему питали отвращение. Вбил себе в голову, что его презирают и стараются быть с ним непочтительными; ко всем цеплялся и наказывал без разбора. Малейшее опоздание, малейшее противоречие заставляло его терять самообладание, и он вскипал. Каждый день только и слышно было о приступах ярости, о мелочных придирках, которых постеснялся бы любой простой человек.
Однажды за обедом императрица наклонилась к своему супругу и тихо что-то ему сказала. Внезапно Павел схватил стоявшую перед ним тарелку супа и выплеснул горячую жидкость прямо в лицо жене. Все оцепенели, императрица в слезах выскочила из-за стола и затворилась в своих покоях.
Павел же как ни в чем ни бывало закончил обед, ничуть не смущаясь гробовым молчанием присутствующих, а затем удалился в свой кабинет. Вечером же по заведенному обычаю отправился в спальню Марии Федоровны, и та наутро появилась перед приближенными, сохраняя абсолютную невозмутимость и явно предав полному забвению жуткий эпизод за обедом.
Печальнее всего было то, что при этом присутствовал уже официальный жених Великой княжны Марии, старший сын владетельного герцогства Саксен-Веймарского принц Карл-Фридрих. Воспитанный в строгих пуританских традициях, принц и без того чувствовал себя при российском дворе «не в своей тарелке», а экстравагантные выходки будущего тестя и вовсе пугали бедного юношу до полусмерти.
Кроме того, придворные считали, что для Великой княжны Марии такой жених слишком «прост умом» и «низок родом». Так что жизнь Карла-Фридриха в ожидании бракосочетания была не слишком приятной, несмотря на всю окружавшую его роскошь и явную благосклонность к нему императрицы Марии Федоровны и самой нареченной.
На утренней прогулке он вышагивал рядом с ними с таким видом, словно все еще спал. Невооруженным глазом было заметно, что он все еще переживает случившееся. А может быть, и раздумывает над тем, под каким бы предлогом разорвать помолвку и сбежать от этого сумасшедшего двора как можно дальше.
Мария Федоровна, инстинктивно поняв это, решилась на крайние меры:
— Ваше высочество конечно удивлены вчерашней сценой, — вполголоса начала она.
Придворные деликатно отстали от них на несколько шагов. Только Великая княжна Мария продолжала идти рядом с женихом, храня совершенно невозмутимый вид. Впрочем, она чуть ли не с самого детства славилась своей выдержкой и силой характера, хотя в красоте заметно уступала сестрам.