В тени Нотр-Дама
Шрифт:
— Сперва жирный куриный суп для господина? — спросила полнокровная девица, и я жадно кивнул в ответ.
Спустя считанные минуты суп стоял передо мной — такой горячий, что еще дымился. К нему в придачу я получил хлеб, сыр и вино, которое девица налила из глиняного кувшина в захватанный оловянный кубок. Только я хотел схватить бургундское, как волосатая лапа, похожая на медвежью, крепко пригвоздила мою узкую руку к истертому столу.
— А может ли знатный господин это оплатить?
Вопрос исходил вперемешку с ядреным запахом лука и чеснока из сальной пасти дородного трактирщика. Его почти заплывшие от сала свиные глазки
— Только самое лучшее для мессира! — приказал он девице и пошел обратно к своей стойке.
Дряхлая фигура преградила ему путь и указала истощенной рукой на меня.
— Возьмите только деньги, кум Шабер, и велите оплатить ими ваши похороны, если после этой ночи от вас еще останется хоть что-то, что проделает путь на кладбище Невинно убиенных младенцев.
— Что я потерял на кладбище, кум Шиар?
— Вы похороните себя, если возьмете эти деньги мертвеца, — закаркал высушенный как сухарь человек и окинул меня колючим взглядом, в котором смешались страх и отвращение. — Я был как раз неподалеку от моста Нотр-Дам, когда видел, как этот бродяга получил деньги от монаха-призрака, чтобы купить души для демонов ночи волхвов.
Он говорил достаточно громко, чтобы перекрыть пение, смех и шум. Все смолкли, застыли и уставились на меня в ужасе. Мне было это уже знакомо по набережной, где попрошайки вели себя также при появлении человека в черном. Одно слово с благоговением и страхом облетело по кругу: «Монах-призрак!»
Когда хозяин хотел выбросить меня из своего дома, я попытался втолковать ему, что духи не дарят деньги.
— Если здесь внутри совершенно обычные монеты, они так же хороши или плохи как всякий другой соль или турский ливр!
— А откуда они у тебя?
— Человек у плота подарил мне их.
— Благодетель, значит? Как он выглядел? — Я пожал плечами.
— Как выглядит тот, кто одет в темный балахон с капюшоном на голове. Будете ли вы интересоваться внешностью человека, который дарит вам увесистый кошелек с деньгами? Да пусть он выглядит хоть как Аполлон или как Гефест!
— Но не как монах-призрак! — захрипел трактирщик, схватил меня за воротник и потащил к двери. — Проваливай немедленно, дьявольский прихвостень, — или я угощу тебя факелом!
Так мое посещение «Оленя» вместо желанной трапезы даровало мне истину: полный кошелек еще не означает полного желудка. Обогатившись этой малоутешительной мудростью, я бесцельно шатался по темной улице, когда услышал сзади шаги и тихий оклик.
Я обернулся, прижался в углубление входа в дом и хотел было достать свой кинжал, пока не вспомнил, что заложил его в день после Рождества за хлеб и жаркое. Но как выяснилось, оружие вовсе не понадобилось. Простодушная девушка из «Оленя», стуча подошвами деревянных сабо, защищавших ее от уличной грязи, спешила за мной и что-то прижимала к своей колышущейся груди — как молодая мать, несущая на руках своего ребенка.
— Что вы хотите? — спросил я грубо, чуя новый подвох. — Мне надо заплатить за вино, которое я не выпил и за суп, который не съел? Подумайте, это дьявольские деньги!
Запыхавшись, она остановилась в паре шагов [10] от меня, робкая, какой не казалась в трактире, и протянула мне что-то. Это оказался белый хлеб.
— По вам видно, как вы голодны, господин. Возьмите!
— Ночь полна сердобольности, но, увы, эта добродетель не компенсирует гнусность, — пробурчал я себе под нос, взял хлеб и дал ей один соль. Ее пальцы с колебанием сжали медь, страх перед духами победило корыстолюбие.
10
Шаг — мера длины во Франции, равная 75 см (прим. автора).
— Что поесть у меня теперь есть, даже если не ягненок, бри и суп. Как ни крути, но и белый хлеб хорош и подойдет, чтобы набить мой желудок. Вот чего мне теперь не хватает, так это теплой кровати на ночь. Ваше предложение еще в силе, Афродита?
— Вы ошибаетесь, господин, меня зовут Марианна.
Она выдала свое имя — но не путь в свою кровать. Его можно было купить только за деньги, за чем внимательно следил кум Шабер. Но не за деньги монаха-призрака, на что жирный хозяин трактира так же обратил внимание.
— Проклятый монах-призрак! — вырвалось у меня. — Что кроется за ним!
— Вы, наверное, не из Парижа, господин?
— Абсолютно верно. И если бы я догадывался, каково мне здесь придется, я бы никогда не пришел сюда.
— Уже целый год и один день, а возможно еще дольше, здесь по ночам бродит, как привидение, монах-призрак.
— Что же он делает?
— Он приносит людям несчастья.
— Откуда это известно?
— Потому что он монах-призрак.
Кто возьмет на себя смелость оспаривать то, что убогая душа считает логикой? Я не сделал этого и просто спросил Марианну о ночлеге.
— Любая таверна заполнена до отказа. Они пришли со всей Франции, чтобы отпраздновать в Париже День волхвов. Попытайтесь все же у собора Парижской Богоматери, господин. Там вы, по крайней мере, будете в безопасности от злых духов.
Насколько она ошиблась, Марианна не могла знать. И еще меньше мог знать я, последовавший ее совету, когда, жуя, направился к силуэту большого Собора на восточном конце острова. Откуда знать человеку, что Божий дом скрывает самого большого из всех дьяволов? Если бы я догадался, я бы покинул Париж той же ночью. Но парижский Нотр-Дам в Париже казался мне местом для убежища, но не для зла.
Полный доверия к Богу, я шел по улице Святого Христофора, прямо на возносящийся в небо собор впереди меня. Собор Парижской Богоматери величественно возвышался над путаницей узких улочек и тесных домов, которые чуть ли не пугливо теснились в тени Божьего дома В своей могущественности он напоминал Вавилонскую башню — величественное, запутанное сплетение олова и стекла, строительного раствора и камня.
Но собор не был безжизненным, как обещал камень. Когда я шел по мрачной площадке перед Собором, я разобрал дыхание и храп, словно все черти из преисподней расположились здесь на ночлег. В каждом углу, под каждым выступом стены лежала или скорчилась оборванная фигура. Воспоминания о ночных нападениях вернулись обратно, и я крепко прижал к телу таким чудесным образом снова приобретенный кошель на поясе.