В тени престола. Компиляция 1-12 книга
Шрифт:
Де Леви поклонился и вышел от Сугерия.
«Ничего себе сюрпризы, – подумал он, – не успели дети, еще толком, подрасти, а монсеньор уже присматривается к ним, куда бы лучше их приспособить для дела…»
Он вздохнул, его мучила одна мысль: как ему рассказать супруге о беседе и планах монсеньора как можно мягче….
Вернувшись, Годфруа вечером за ужином рассказал Луизе практически весь разговор с Сугерием, утаив, правда, некоторые подробности. Луиза выслушала его, не перебивая, а потом как-то грустно улыбнулась и промолвила:
– Это даже прекрасно, что монсеньор Сугерий так относится к тебе и всей нашей семье. Предложить безбедное существование всем нашим мальчикам, это просто прекрасно! Не каждой семье рыцарей, я уже молчу о семьях графов и баронов, может так повести в жизни. Смиримся с этим, ничего не поделаешь…
Де Леви согласился и был приятно поражен мудростью своей жены. Оставалось только ждать, когда дети подрастут и, словно оперившиеся соколы, покинут родовое гнездо.
VII Рассказ о том, как умер граф Робер Фландрский.
Оливье стало уже клонить в сон. Епископ же, наоборот, словно помолодел и приободрился, вспоминая о своей жизни. Он с умилением посмотрел на Оливье, измученного записями, вздохнул и ласково произнес:
– Иди-ка ты спать, Оливье… Время уже темное, спать пора. Завтра я тебе расскажу о гибели Его светлости графа Робера Иерусалимского и о мессире Антуане…
Слуга поклонился, сложил свои бумаги, перья и тушь в короб, поклонился и вышел из комнаты.
Старик-епископ встал и подошел к небольшим образам и распятию, висевшим у него в спальне у изголовья кровати. Он молился. Сухие старческие губы что-то долго шептали на латыни. Епископ долго клал земные поклоны Спасителю, после чего, разделся и лег спать.
Сон, на удивление, быстро охватил его. Епископ Шартра снова видел себя молодым, полным сил и энергии, рыцарем. Все его сыновья были живы и здоровы, глаза Луизы, все также как и прежде, светились любовью и теплотой…
На следующее утро, после мессы и плотного завтрака, состоявшего из яичницы, жареной свинины, вина и сочных зимних груш на десерт, епископ и Оливье снова занялись привычным делом. Епископ рассказывал о себе, словно это был совершенно другой человек, а Оливье привычно записывал на пергаменте воспоминания Годфруа…
Время, проведенное Годфруа в графстве за относительно мирными и семейными делами, пролетело быстро. Наступил 1111 год. Годфруа отметил, что евреи, жившие в графстве, как-то настороженно относятся к наступившему году. Ему стало безумно интересно разузнать причину их, столь непонятного, беспокойства и волнения. Загадка разрешилась сама собой. На одном из ужинов с епископом графства, сенешаль де Леви услышал краем уха обрывки разговора двух клириков епископа, скорее всего астрологов:
– Звезды расположены в этом году ужасно, – сказал первый клирик, – Сатурн и Марс вошли в созвездие Стрельца.
– Жди большой беды, – вторил ему другой клирик, – тут, совсем недавно, слух прошел. Потемнело деревянное изображение святого Мартина Турского. А это очень плохо….
– И не говори. Волки и воронье тучами вьются в районе Парижа и Шампани. По местным дорогам даже с эскортом ездить стало опасно….
Годфруа немного насторожился. Он, как и любой малограмотный житель древней Европы, с опаской и уважением относился к всевозможным приметам и суевериям. Сенешаль де Леви, как и приказывал Сугерий, выехал в Париж с воинством графства. Оно, после всех перипетий войны, когда пополнения отправлялись практически ежемесячно, было невелико.
Сто двадцать рыцарей, двести арбалетчиков и триста сорок копейщиков. Единственное, о чем не волновался Годфруа, это прекрасно собранные в полном объеме налоги и подати. Отряд с некоторой опаской двинулся в путь. Ехать решили в полном вооружении, в кольчугах и бронях, арбалеты были заряжены. Лошадей старались беречь, из-за чего переход получился несколько долгий, чем планировалось ранее. Только на пятый день пути показался Париж и его предместья.
Дыхание войны докатилось и до столицы. Везде и во всем ощущалось некое нервозное состояние всеобщего возбуждения. На мостах и переправах находились крупные отряды воинов, контролировавших и проверявших всех проезжающих. Годфруа и его спутники не миновали этих кордонов, много раз останавливаясь и, предъявляя свои гербы и титулы, нудно объяснялись с командирами отрядов. Все-таки, большой отряд воинов в глубоком тылу, да еще с отсутствующими сопроводительными бумагами, вызывал нездоровое подозрение.
Но рыцари спокойно терпели подобные неудобства. Они были на родине, ехали к себе домой. Долгое время отдыха, проведенное в Дре, пусть и не войне, заставляли трепетать сердца воинов в предвкушении новых предстоящих сражений и наград.
Вот уже и Париж! Широкие и плодородные поля правого берега Сены, вплотную подходившие в то время к городу, были сплошь отданы под виноградники. Только небольшая часть этих земель была засеяна рожью. Годфруа отметил для себя, что, несмотря на войну и близость опасности, люди чувствуют себя спокойно, не опасаясь за свою жизнь.
«Король на славу постарался навести порядок у себя на землях», – отметил Годфруа. Действительно, то тут, то там, виднелись сгоревшие и разрушенные замки и башни феодалов, понастроивших их в «смутное время», каковым теперь считались годы правления отца Людовика, покойного короля Филиппа.
У рыцарей, командовавших кордонами и заставами, Годфруа не раз справлялся о здоровье и местонахождении короля. Ответы были самыми разными, но, по большей степени, уклончивыми. Военная контрразведка, которую придумал и которой теперь лично руководил Сугерий, работала четко.
Годфруа частенько встречал повешенных на деревьях и столбах людей, на груди которых болтались таблички «Иуда», украшенные королевскими лилиями в знак высочайшего суда. Так расправлялись с предателями и шпионами англичан.
Со всеми предосторожностями, проехав земли графа де Мёлан, недавно разграбленные королевскими войсками, отряд, наконец-то, добрался до моста, отделяющего Париж и королевские земли от неспокойных сеньорий. На мосту, как и в прошлый раз, располагался большой отряд королевских сил, оберегавший подступы к городу.