В тени пророчества
Шрифт:
Видишь, у нас ничего, НИЧЕГО не получается!
Воцарилась тишина, которую собеседники использовали для раздумий. Старик высказался. Да, недипломатично, как любят греки, зато понятно и легко для восприятия варвара-военачальника. Открыто. Честно. Именно поэтому Диокл сразу и всецело поверил ему. Поверил, что его не водят за нос. Да, вот мы какие крутые, играли империей несколько веков! А теперь доигрались, и ничего не можем сделать, чтоб вернуть, как было. Мы маленькие дети, мнившие себя взрослыми. А когда настала пора делать взрослые вещи, поняли, что не можем. Ума не хватает! И нам нужна
— Почему я? — военачальник медленно поднял глаза на собеседника. В них читалась решимость. Решимость воина и командира идти до конца.
— Ты единственный, кто сможет. Эти лизоблюды, привыкшие к интригам, будут интриговать и дальше. А нам нужен свежий человек, знающий, что нет ничего невозможного, и никого не боящийся. Я ответил на твой вопрос?
Диокл утвердительно кивнул. С этого момента он становится не просто преступником, связавшимся с христианами, но заговорщиком. Теперь, в случае чего, его ждет только смертная казнь. Но отступать поздно. Как сказал Цезарь, Alea jacta est. Жребий брошен!
— Что вы хотите от меня?
Старик улыбнулся. У него получилось! Наверное, это была самая трудная беседа в его жизни! И самая ответственная. Больше похожая на бой, чем на разговор. С человеком, поступки и ход мысли которого почти невозможно предугадать, наделенного гонором и необузданностью свободолюбивого варвара. Пусть и цивилизованного, но все равно варвара.
— Ты станешь императором, и будешь восстанавливать страну. Впереди ее ждут большие испытания, у нас не так много времени. Надо успеть, иначе Империя развалится, и на сей раз ее не спасет уже ничто.
— Мрачно! — усмехнулся в усы будущий император. — Откуда такая информация?
Теперь уже усмехнулся Прокопий.
— У нас свои профессиональные тайны. Но к границам движется невиданное доселе по мощи племя, по сравнению с которым все теперешние набеги — ерунда. Это сарматы. Могучие и стойкие! Сколько они будут идти, неизвестно. Может десять лет, может пятьдесят, может год.
— А вы? Я займусь государством. А что будете делать вы?
— Ничего. Мы будем охранять тебя, императора, и твою семью. Но только от других шаманов и колдунов, на помощь в борьбе с преторианцами не рассчитывай. Кроме этого, нам придется следить, чтобы в империи не возникло новое течение, новое объединение колдунов, способное бросить вызов гражданской власти. Нам придется взять в свои руки контроль над ВСЕМ без исключения колдовством. Чтобы подавлять в самой ранней стадии нежелательных элементов. Для того, чтобы императорской власти ничего не угрожало. Ни в Риме, ни в провинциях.
Диокл покачал головой. Да, задача не из легких, даже на его дилетантский взгляд. Но они справятся. Он чувствовал, видел по бешеному огню в глазах этого старика, что он и его соратники не успокоятся, пока не сделают задуманного.
— У меня условие.
Прокопий напрягся.
— Я правлю страной так, как хочу. Делаю то, что хочу и использую для этого средства и методы, которые посчитаю нужным. И меня не интересует ваше отношение к происходящему. Все, что касается гражданской и военной власти, решаю я, и только я! Никаких советов, подсказок, просьб и давления.
Прокопий глубоко задумался. Да, этот мужчина не так прост. Кажется, они не ошиблись в выборе.
— Мы согласны.
— Более того. В день моей коронации я хочу видеть всех глав… Вашей организации. Вы все поклянетесь, что будете верой и правдой соблюдать то, о чем мы договорились. Не вмешиваться. И ваши потомки, преемники, тоже должны будут приносить эту клятву. Я же поклянусь не вмешиваться в ваши дела, если они не угрожают моим интересам и интересам государства. И все мои потомки и преемники также будут приносить эту клятву. И пусть боги карают за ее нарушение так, как не карали никого и никогда. Пусть так будет со дня моей коронации, отныне и во веки веков!
…Они удалялись так же, как и пришли, телохранители вокруг командира. Подтянутые, сильные, бравой военной походкой. Старый священник смотрел вслед и думал. Да, то, что сегодня произошло — само по себе чудо. Но все это ничто, если этот человек не справится. А какой стервец! Гордый! Смелый! Наглый! Нет, не ошиблись они с кандидатом. А клятва эта чего стоит? Даже звучит по особенному: «клятва Диокла»! Нет, неблагозвучно. Лучше пусть так: «клятва Диоклетиана»!
Пожалуй, все же справится. Ведь выбора у них нет…
…А тем временем по улице, в направлении северных ворот, шел человек. Высокий и сильный, боевой командир со шрамом на щеке. Проходящие мимо инстинктивно чувствовали в нем военачальника, великого лидера, будущего императора, и спешили уйти прочь с его дороги. А он шел, думая о своем, не замечая ничего вокруг. Впереди у него было много, слишком много дел.
Это был последний честный легат Империи.
— Ну, соня, наконец-то проснулся! А я уж думала, весь день продрыхнешь! — увидел я на соседней подушке лежащую на животе, подогнув ноги и размахивающую хвостом Эльвиру.
— Блин, я еще глаза не успел открыть! — прохрипел я, глядя на часы. Одиннадцать.
— Вставай, вставай! Хватит дрыхнуть! Обленишься еще! Леность — смертный грех!
— Так, наоборот, тебе должно быть в тему… — потянулся я. — Твоя ж работа, грешить меня заставлять.
— Это не мой конек! — скривила она мину — Знаешь, у каждого демона есть свои принципы. Мне больше алчность нравится и блуд. И уныние. Хотя, тебя унывать фиг заставишь!
— А уныние что, тоже смертный грех? — спросил я, переворачиваясь и закрывая глаза, собираясь еще подремать.
— Ну, изначально так повелось. Святоши считали, что расстроенный человек отвлекается от мыслей о боге. Они не далеки от истины! — продолжала она. — В таком состоянии человек закрывает свой мысленный канал для ангела. Мозг плохо считывает оттуда информацию, нехотя. И демону становится легче влиять на ситуацию потому, что ангелу нужно еще достучаться до сознания клиента. Поэтому в состоянии уныния многие люди и совершают самые большие глупости. Еще в третьем веке наши аналитики установили, что девяносто шесть процентов самоубийств происходит в этом состоянии. Как видишь, зависимость прямая.