В тени сфинкса
Шрифт:
– Ты о чем-нибудь жалеешь?
– серьезно спросила она.
Он что-то буркнул в ответ.
– Да, - подхватила она.
– Всегда лучше чувствовать, что ты не одинок.
– Перестань, - буркнул он под нос.
– Если б ты знал, Эрнест, что такое сидеть здесь в одиночестве и ждать известий из клиники. В любой момент кто-то мог позвонить и сказать, что ты никогда не вернешься.
– Позвонить? А ведь и верно...
Он с неожиданной энергией вскочил с кресла, но тут же сник и тяжело потащился в прихожую. Было слышно, как он снял трубку, попытался набрать
– Не вышло?
– спросила она, когда он вернулся и снова погрузился в свое кресло.
– Нет.
– Хорошо, что ты дома...
Он сидел, свесив голову на грудь, потом тихо сказал:
– Давай не будем об этом, Елена.
Они долго молчали. Она смотрела на него поверх вязанья, но он не поднимал глаз, снова уткнувшись в газету.
– А вот это даже забавно, - проговорил он после долгого молчания.
– Объявление на полстраницы: "ДЭВИД МЭДСОН - МЕССИЯ ЗООМОРФИЗМА".
– Чего-чего?
– не поняла она.
– Еще один пророк и манифест его новой веры. Послушай: "Мы обречены на половинчатость ощущений, на минимализм восприятия мира. По сравнению с совершенством эволюционных решений, которыми Природа одарила представителей животного и растительного мира, человек полуслеп и полуглух, он - калека с дегенерированными органами чувств. Поэтому свобода формы не может ограничиваться видом homo sapiens. БУДЬ ПТИЦЕЙ, ВОЛКОМ ИЛИ РЫБОЙ, КАК БЫЛИ ИМИ БОГИ ПИРАМИД, БОГИ С ГОЛОВАМИ ОРЛОВ И БЫКОВ! Только таким может быть тело ВЛАДЫКИ ВСЕЛЕННОЙ! Будь одним из нас - идея зооморфизма даст тебе истинную свободу и освобождение от оков рода! КАЖДЫЙ ИЗ НАС - НЕ БОЛЕЕ ЧЕМ ЛИЧИНКА КРЫЛАТОГО СФИНКСА!"
Старик замолчал.
– Но...
– наконец простонал он, тяжело дыша.
– Они посходили с ума!
– Опять Ральф?
– Нет. Ральф верен своим идеалам.
– Подозреваю, что и нам тоже отчасти.
Прижимая к груди клубок шерсти, словно свернувшегося котенка, она смотрела в точку своими белесыми, выцветшими глазами и улыбалась. Тепло и грустно.
– Да, - повторил он твердо.
– Верен, как собака.
– Не говори так. Может быть, этим ты обижаешь его.
– Она умолкла.
– Тс! Там кто-то есть...
– Где?
– удивился он.
– За дверью. Подслушивает.
– Опять тебе почудилось, - махнул он рукой.
– Я слышала шорох.
– Пойду взгляну, - он начал подниматься, одновременно нащупывая ногой шлепанцы.
– Нет-нет!
– испуганно шепнула она.
– Тогда выбрость всю эту ерунду из головы. Наверно, снова собака. Болтается тут уже неделю.
– Послушай, Эрнест. А если...
– она замерла, подняв палец с накинутой на него ниткой.
– Я ведь уже раньше думала... Знаешь, однажды я сидела у окна. Этот пес бежал по тропинке, потом вдруг остановился и посмотрел на меня. Может, это и смешно, но я наверняка знаю, что смотрел он на меня.
– Надо было позвать, - равнодушно ответил старик.
– Места в доме хватит...
– Ни за что! А вдруг он - один из них*... Кто-нибудь из сторонников того пророка?
Старик
– Новое воплощение полупса-полубога?
– Я ведь серьезно. Взгляни на дату на газете. Даже бумага пожелтела. Последнюю нам принесли год назад. Все могло измениться. Теперь их может быть очень много.
– И одного они откомандировали подсматривать за нами, он все еще смеялся, но уже не так уверенно.
– Такая парочка - любопытнейший объект для наблюдений. Два древних ящера. Вот поклонники зооморфизма и приставили к нам своего соглядатая.
Видно, она приняла его слова всерьез, потому что не на шутку испугалась.
– Как ты можешь!
Он сложил газету и откинулся на спинку кресла.
– Иногда мне кажется, что за всем этим кроется какой-то более глубокий смысл.
– Скорее бессмыслица, - заметила она.
– Так нельзя, Елена. Мы верны нашим предкам. Слишком верны. А что если все это не более чем детское упрямство?
– Когда-то Ральф тоже сказал, что мы отличаемся детским упрямством.
– Потому что в этом что-то есть. Они практически бессмертны. Их ограничивает только барьер психической усталости, утомление от жизни. Но с ним можно протянуть и тысячу лет.
– Слишком уж много, - сказала она так тихо, что он едва расслышал.
– Ну, видишь, это сделал твой сын, а мы окрестили его молохом.
– Я всегда любила Ральфа, Эрнест, и верю, что когда-нибудь он к нам придет... Но одного я ему не прощу.
– Чего же?
– Взгляни в окно, - сказала она.
– Ты когда-нибудь раньше видел таких больших и странных птиц?
– Тебе показалось, - его ясные зеленоватые глаза потемнели от странного света за раздвинутыми занавесками.
– Всему виной сумерки и тучи. Низкие, как перед бурей.
– Нет, Эрнест, - она спокойно вывязывала очередную петлю.
– Нет. Не надо меня обманывать. Это не птицы. Так же как и тот рыжий, вынюхивающий что-то пес. Никогда не прощу Ральфу того, что он сотворил с нашим миром.
– Грешно ли подарить людям истинную свободу?
– Старик задрал подбородок со следами седой щетины.
– Достаточно было небольшого вмешательства в генетику и в механизм гормонального метаморфизма. Плюс несколько радикальных иссечений в мозжечке и щитовидной железе. Организм человека уже был подготовлен к такой операции.
– Подготовлен?
– переспросила она.
– Конечно! Видишь ли, Елена, теперь любой из них может стать кем захочет. Свобода формы и пола. Достаточно глубоко сконцентрироваться на метаболизме организма - и человек впадает в состояние летаргии, а потом просыпается в иной ипостаси.
– А тому грабителю не понадобилось даже засыпать.
– Вот видишь. Вопрос тренировки. Никто ведь не знает, до какой степени можно совершенствовать власть над собственным телом. Безразлично, появился ли ты на свет болезненным, ущербным человеком или женщиной, которая раньше полжизни отдала бы за красоту и обаяние. Теперь все зависит от твоей психики, от желания. Твой внешний вид - отражение богатства души. И это справедливо.