В тени сгоревшего кипариса
Шрифт:
Первый признак приближения к линии фронта – артиллерийская канонада. На подходах к осажденной греками Корче она почти не слышна, так, редкие одиночные выстрелы. Греки экономят боеприпасы, а итальянский гарнизон зажат с трех сторон и снабжается по горным тропам – на спинах мулов много снарядов не привезешь.
Именно идущий в укрытую долину телефонный кабель говорит Котовскому – где-то там ждут команды на выход к передовой резервные части. Крыши богатой усадьбы и целые жгуты проводов – штаб. На горе – крупный командный пункт или узел связи, следующая линия наверняка уходит к позициям дивизионной артиллерии. За холмом несколько раз с долгими
Позже становится различима трескотня ружейно-пулеметного огня. Вокруг – привычная суета ближнего тыла. Бегут и скачут посыльные, группами и целыми подразделениями марширует пехота, поднимаются дымки костров и полевых кухонь. Треплется на ветру белый флажок с красным крестом. Большая часть звуков не слышна из-за шума моторов и лязга гусениц, поэтому происходящее воспринимается как немое кино.
Машет руками боец-мотоциклист в танковом шлеме. Понятно, танкистам – сюда, и танки съезжают с дороги, уходят в заросли незнакомого кустарника, замирают поротно, глушат моторы.
После трех часов марша тишина давит на уши. Выбираются из удобных кустов бойцы, на ходу застегивают пояса – стеснительность в армии понятие отвлеченное. Механики привычно лезут с осмотром по люкам, лючкам и точкам смазки, изучают состояние катков и гусеничных лент. Экипажи раскатывают брезенты, проглоты принюхиваются, пытаясь определить, где именно расположились батальонные кухни. Командиры отдали привычные и по большому счету ненужные – и так все знают, что делать – распоряжения, и стянулись к штабным машинам, ждать приказов. На подножке радийной машины развалился капитан Мотылевич, придерживает левой рукой полевую сумку, бока которой распирает пухлая склейка карт. Курит в сторонке застегнутый на все пуговицы Клитин, с хозяйским видом оглядывает окрестности Фунтиков, что-то быстро пишет в блокноте командир самоходчиков капитан Козлоногов. Алексей подходит к командиру первой роты, хлопает по плечу осторожно – на его фоне Михаил смотрится хрупкой игрушкой.
– Как думаешь, скоро нас под молотки кинут?
Фунтиков нехотя отрывается от созерцания засыпанных снегом вершин.
– Думаю, скоро. Чего гадать – комбат вернется, доведет обстановку.
Долго ждать не пришлось – майор Барышев выпрыгнул из коляски мотоцикла, кивнул сидящему на заднем сиденье комиссару и направился к штабному грузовику, бросив на ходу:
– За мной, товарищи командиры!
Глава 2
Тучи над городом
Уго Кавальеро. «Записки о войне».
Дневник начальника генерального штаба
Ноябрь 1940 года
18 ноября
Вчера вечером состоялась аудиенция у Муссолини. Он начал разговор издалека. Потом разговор зашел об Албании. Я коротко доложил ему положение на фронте.
Муссолини спросил:
– Вам и эта проблема известна?
– Я всегда считал своим долгом быть в полной готовности для служения Родине, – ответил я ему.
Муссолини
– Кризис неотвратим. Вы, вероятно, станете преемником Бадольо.
Ночью подморозило, под утро окрестности Корчи слегка припорошило снежной крупой. На белесой поверхности танковые гусеницы оставляют длинные спаренные следы – темные полосы на белом расходятся, сходятся, накладываются одна на другую, пересекаются, разделяются и выстраиваются почти параллельно друг другу. С этого места картина при взгляде сверху, должно быть, напоминает страницу школьной тетрадки в линейку.
Михаил помотал головой – какие только мысли ни приходят в голову перед атакой! В прицельной панораме раскачиваются ползущие навстречу дома, кусты и деревья. Трехбашенный Т-28 танк длинный, небольших ям и канав не замечает, а вот любая кочка сбивает прицел. Бить из пушки придется с коротких остановок – всяких бугорков, брустверов и насыпей впереди множество.
До сложенных из дикого камня домов Корчи почти пять километров, несколько линий окопов и жидкое заграждение в несколько рядов колючей проволоки, что кое-как висит на неровно вбитых кольях.
На обозримом пространстве артиллерийских орудий противника нет. Значит, спрятаны за домами и заборами.
Фунтиков выбрал в качестве ориентира приметное здание:
– Гриша, темный двухэтажный дом, крыша не рыжая, а серая, видишь?
– Вижу, товарищ командир, – в наушниках голос мехвода узнать трудно – ларингофон снимает колебания с горла говорящего, звук получается неестественный. Зато посторонние шумы не передаются.
– На него держи.
– Понял!
Мир в прицеле слегка поворачивается – Белоконь выполнил команду. Ротный приоткрыл люк, чтобы убедиться – танки роты поправили курс, равняясь по командирской машине.
Вокруг итальянских окопов поднимается в воздух выброшенная взрывами земля – греческая артиллерия начала артподготовку. Бьют калибры от семидесяти пяти и выше, стволов сто. Серьезно, но разрывы все равно не сливаются в одну сплошную стену – слишком широк фронт наступления, не хватает плотности для сплошного огневого вала. Но и то, что есть – очень неплохо. А еще танки. Надо надеяться, здешние фашисты не крепче павлинов из «Черного пламени» или «Черных перьев», должны побежать – не марокканцы, те могли кинуться на танк врукопашную.
Если греческая разведка не ошибается, в Корче попали в окружение тысяч пятнадцать–двадцать фашистов: пехотная дивизия и всякая мелочь вдобавок – фашистская милиция, тыловики, албанские добровольцы. Греки подтянули к городу четыре дивизии и несколько дивизионов артиллерии. Каюк фашистам.
Танки пересекают линию греческих окопов и сбрасывают скорость до пяти километров в час, чтобы не загнать пехоту по пути к вражеским позициям. Греческие пушки умолкают, подают голос итальянские, но совсем несерьезно – бьют редко, с большим разбросом, не больше десяти батарей – этого слишком мало, чтобы сорвать атаку. Когда до позиций противника остается чуть меньше километра, открывают огонь итальянские стрелки и пулеметчики. Со страху – на такой дистанции попасть в бегущего пехотинца можно только случайно, но фашисты лупят издалека, в белый свет, за что им отдельное спасибо.