В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора
Шрифт:
Муся представила меня родителям – интеллигентным, располагающим к себе людям. Хозяин дома взял меня под руку и увел в свою мастерскую.
– Пока мои дорогие женщины накроют на стол, покажу вам кое-что интересное.
Чтобы не ударить лицом в грязь в случае чего, я заранее в библиотеке МАРХИ ознакомился с публикациями о творчестве Виленского. Поэтому с ходу отгадывал названия скульптурных композиций и портретов, чем немало его поразил. За ужином, умудренный горьким опытом, вежливо отказался от крепких напитков и предпочел умеренную дозу сухого вина. Разговор постепенно переключился с моей скромной персоны на тему архитектуры. В родной стихии мне хотелось показать себя с самой лучшей стороны. Видимо, результат
– Вы неплохо смотритесь – два архитектора всегда найдут общий язык.
Она была неизменным помощником в творческих поисках своего именитого супруга. И, очевидно, считала, что совпадение профессиональных интересов – залог прочности семейной пары. Возможность женитьбы на Мусе стала вполне реальной. Мне даже показалось, что ее кроткий, немного флегматичный нрав удачно дополнит мой неспокойный темперамент. Правда, настораживали пассивность, скованность и даже заторможенность в проявлении чувств ко мне. Уговорил себя, что это связано с особенностями характера девушки. Но радужным планам не суждено было свершиться. Признанный донжуан нашего института, Гурам Хизанишвили, пленил ее сердце. Помню, как Муся, потупив взор, неожиданно виновато и тихо проговорила:
– Не обижайся на меня. Я действительно была в тебя влюблена. Если бы не Гурам… Он сделал мне предложение… я совсем потеряла голову… и согласилась…
После окончания МАРХИ Гурам увез жену в Тбилиси. У них родилась дочь. Но Муся вскоре вернулась с ней в Москву: супруги не сошлись характерами и разошлись, как в море корабли.
Как ни странно, особых страданий я не испытывал. Видимо, не настолько сильно был влюблен. Правда, поубавилось самоуверенности, что стоит мне захотеть, как любая дева тут же побежит со мной под венец.
Маг Мессинг и шиз Тудыхата
После Нового года предстояла еще одна практика – теперь уже с выездом в другие города. С моим другом Ильей мы выбрали украинский порт Николаев на Южном Буге. Нас приветливо встретили в небольшом институте «Горпроект». Он находился в самом центре уютного, провинциально-спокойного города. В свободное время нам нравилось прогуливаться по тенистым улицам, где сохранилось много старинных зданий. В выходные дни мы даже умудрились, с помощью экскурсионного бюро, побывать в солнечной Одессе и Херсоне.
Несмотря на статус студентов-практикантов, нас воспринимали как зрелых специалистов престижной московской архитектурной школы. Поэтому сразу поручили эскизную разработку вариантов жилой застройки целого микрорайона. Нашим руководителем стал большой оригинал со странно звучащей украинской фамилией Тудыхата. Он производил впечатление толкового, знающего специалиста. Но удивляли внезапные причуды. Его сослуживцы предупредили, что у него «горе от ума». Иными словами – «умнейший шизофреник». Он зациклился на неизбежности скорого конца света. Все мельчайшие подробности этого события были изложены им в толстом рукописном трактате, с которым он практически не расставался. При каждом удобном случае Тудыхата навязчиво пытался просветить и нас с Ильей. Неоднократно приглашал в свою холостяцкую квартиру. Мы под благовидными предлогами вежливо отказывались.
Наша практика совпала с ажиотажными выступлениями в городе таинственного Вольфа Мессинга. Мы с Ильей попали на один его сеанс. Невероятная способность «мага» угадывать потрясала. Но гипноз на меня совершенно не подействовал. Илья, правда, задремал. Но сам он считал, что просто сказалась постоянная потребность студента спать днем и ночью.
Наконец практика подошла к концу. Нам от щирого (искреннего) сердца выплатили неожиданно большую премию и дали
Вернувшись в Москву, я с головой опять окунулся в привычный режим. Каждое утро меня пробуждало нежное прикосновение теплых маминых рук. Я умудрялся в тесноте сделать несколько гимнастических упражнений. Затем по пояс обмывался холодной водой. Появлялось ощущение бодрости и радости бытия. Невыспавшаяся Яна понуро собиралась в школу. Приходилось слегка дергать ее за толстую косу или гладить по каштановым, с золотистым отливом волосам. Легкая улыбка пробуждения озаряла ее юное лицо, усыпанное веснушками.
70
«I виріс я на чужині», 1848 г.
Наконец заботливая мама торопила нас к завтраку. Мы за обе щеки уплетали вкусно приготовленные, но самые простые блюда и быстро разбегались в разные стороны. Все это вписывалось в стандартный сценарий жизненного уклада большинства советских людей.
Кромешный ад на Трубной
6 марта 1953 года утром, как обычно, я направился «на Трубу». Было хмурое весеннее утро. Толпы озабоченных людей, как муравьи, быстро двигались в разных направлениях. У станции метро «Таганская» Кольцевой линии (тогда она была не завершена) внимание привлекла большая толпа возбужденных людей. Подойдя поближе, в хаотическом многоголосии я различил слова о смерти Сталина. Поздно вечером 5 марта об этом сообщили по радио. Уже 4 марта, когда был опубликован первый бюллетень о тяжелой болезни «отца народов», страна замерла, ожидая известий из Кремля. И вот свершилось…
Как и многие, я тогда испытывал раздвоение чувств. Конечно, очевиден был незаурядный талант лидера некогда отсталого государства, которое под его руководством стало ведущей державой мира. С другой стороны, он переплюнул жесточайшие деяния Калигулы, Нерона, Ивана Грозного… Банальна истина: при рубке леса всегда летят щепки, но уж больно кровавая вышла рубка! В нашей студенческой среде не один я придерживался такого же мнения.
До МАРХИ пришлось пробираться через толпы встревоженных москвичей. Самые невероятные домыслы о причинах смерти вождя объединяли совершенно незнакомых людей. Со всех сторон слышалось:
– Как мы теперь будем жить? И на кого ты нас оставил?!
Это был крик души и искренние терзания миллионов людей.
В дипломке тоже шло бурное обсуждение известия о смерти Сталина. Каждый прогнозировал свою версию дальнейших событий. Студенты спорили, будут ли изменения к лучшему, или нас ждут впереди еще худшие времена. Постепенно ажиотаж спал. Осталось напряженное ожидание. Всюду проходили массовые митинги. Ретивые ораторы наперебой выкрикивали лозунги о продолжении дела Ленина – Сталина. Раздавались призывы к усилению бдительности и ужесточению борьбы с враждебным окружением.