В тихом омуте...
Шрифт:
– Если убрать последний, – развязно пошутил Лева, – фотографам из правоохранительных органов будет меньше работы… Впрочем, все это меня не касается.
Слишком часто он об этом говорил…
Дача Влада была ничем не примечательным стандартным особнячком в ряду таких же особнячков где-то на задворках Крюкова.
У двухэтажного кирпичного дома Лева нетерпеливо посигналил, и ворота автоматически открылись. Мы мягко въехали на территорию, сопровождаемые настороженным птичьим глазом видеокамеры.
Влад уже ждал нас на крыльце – жесткий, поджарый, подзадержавшийся в районе тридцати пяти.
Мужчины молча пожали друг другу руки. Влад взял снимки
– Это она, – представил меня Лева, – привез, так сказать, ману проприа [1] .
– Манус манум лават [2] , – меланхолично ответил Влад, равнодушно скользя по мне взглядом, – идемте.
– Что он сказал? – шепотом спросила я у Левы, когда мы поднимались на второй этаж.
1
Собственноручно (лат.).
2
Рука руку моет (лат.).
– Мойте руки перед едой. Помешан на чистоте, а так – прекрасный парень.
…Маленькая комната на втором этаже оказалась настоящей операционной. Стерильная чистота, новенькое оборудование, в углу, у окна, – компьютер.
Некоторое время Влад внимательно изучал снимки и результаты анализов.
– Отличная кровь, с такой только в космос запускать, не глядя… Менструации нет? – наконец спросил он у меня.
– Нет, – страшно покраснев, промямлила я.
– Ну, тогда сегодня и приступим. Сассистируещь? – насмешливо обратился он к Леве.
– Увы! – Лева развел руками. – Сдал дела.
– Не сомневался, потому и Витьку вызвал, – Влад пожевал тонкими губами, – а мог бы… Мог бы отработать, старый ленивец! Экс унгве леонем [3] !
…На мониторе возникло лицо. Мое лицо.
– Ну, будем подбирать новый фасад. Не возражаешь? – вопрос был адресован мне.
И спустя секунду рядом с моим стилизованным лицом появились контуры никому не принадлежащей человеческой маски.
Несколько минут рассеянно менялись губы, глаза, нос, очертания скул.
3
Видна птичка по полету! (лат.).
– Ну как? – спросил Влад. – Такое подойдет? Я молчала. Мне было решительно все равно.
– Мне все равно.
– Господи, кого ты мне привез? – Влад впервые заинтересованно посмотрел на меня. – Поразительное равнодушие к собственной судьбе!
– Влад, дай девочке шанс, – вступился за меня Лева, – пусть выйдет замуж за аргентинского мучачо и будет счастлива.
Комбинации изменились еще несколько раз.
– Вот это годится! – наконец изрек Влад. – Аурэа мэдиократос [4] . Не вызывающе, но с изюминкой. Дикси [5] .
4
Золотая середина (лат.).
5
Я сказал (лат.).
– Ну что ж, –
…Теперь на мониторе было женское лицо, которое, возможно, воплотится во мне. Но сейчас оно ничего не говорило, оно было далеко от меня: краешки век, чуть приподнятые к вискам, – кто-то из далеких предков компьютерного лица согрешил с тонкокостными тайцами; чувственные губы, чуть припухшие, – кто-то из далеких предков компьютерного лица согрешил с лоснящимися мулатами; нос – нос прапраправнучки древней римлянки, изнасилованной гуннами… У этого лица было много предков, и все они грешили, грешили, грешили.
Но и я была не без греха – значит, мы обязаны были поладить.
– Я согласна, – сказала я.
– Влад гений, чертяга! – расчувствовался Лева. – За мизерную сумму сделает тебя Нефертити по случаю. И грудь заодно подправит. Так что, когда будешь выходить замуж за миллионера, пришли ему корзину роз.
– Лучше ящик водки, – флегматично протянул Влад, – если жива останешься. Три-четыре процента обычно идут в расход после операции. А перед этим записки пишут – мы, мол, не в претензии…
– Ну что ты человека пугаешь? – Лева незаметно взял на себя функции моего опекуна, доброго дядюшки забитой старой девы. – Мы-то уж точно в счастливых девяносто шести процентах!
– Дум спиро спэро! [6] – веселился Влад. – Наркоз переносишь?
Первую и последнюю операцию мне делали в шесть лет – вырезали аппендицит – только и всего, так что ничего вразумительного по этому поводу я сказать не могла.
– Вобьете колипсольчик, – инструктировал Лева, – от колипсола еще никто не умирал.
6
Пока дышу – надеюсь! (лат.).
– Магистэрдиксит [7] , – сыронизировал тонкогубый хирург, который все больше и больше нравился мне, – не пора ли тебе улетать, друг мой?
– Пора, пора! – Лева облегченно вздохнул и заулыбался. – Оставляю тебя в этих жестких лапах и надеюсь увидеть в следующей жизни процветающим манговым деревом… А то людей она не очень-то балует! Дай-ка посмотрю в это твое лицо последний раз. И, может быть, на следующем твоем лице опрометчиво женюсь… Ты, кстати, за границу не собираешься? А впрочем, все это меня не касается…
7
Так сказал учитель (лат.).
Влад проводил меня в маленькую комнатку, где были только застеленная кровать и телевизор.
На кровати лежал пульт от телевизора, окна были плотно прикрыты жалюзи.
– Туалет и ванная рядом. Отдыхай пока. – Не очень-то он был разговорчив.
…Когда через десять минут в дверь заглянул Лева, я все еще растерянно стояла посреди комнаты.
Лева поболтал в воздухе связкой ключей, прежде чем протянуть ее мне.
– Последний благородный жест! – провозгласил он. – После операции месячишко поживи в моей квартире… Пока повязки снимут и можно будет безболезненно выходить на улицу. Больше не могу, извини. Квартира продается, в июле родственники приезжают из Овидиополя, чтобы ее с рук сбыть. Я со старухой договорюсь, с первого этажа, Софья Николаевна зовут. Присмотрит за тобой, продукты будет носить.