В тихом омуте...
Шрифт:
– А какая я буду?
– Такая же. Такая же, как была, – не сразу ответил Влад. – Не обольщайся на этот счет. Если тебе нравились дожди в начале весны, то и будут нравиться, и глаза увидят то же, что и видели, и гриппом болеть будешь так же. Вот разве что за сиськи тебя кто-нибудь похвалит.
– Это обнадеживает. Кстати, мы даже не познакомились по-настоящему. Меня зовут Ева, – пустила я пробный шар. Имя прозвучало естественно, оно уже было приручено и теперь стояло смирно, подсунув голову под мою ладонь, – Ева.
– Сочувствую, – равнодушно сказал
– Наверное, я должна поблагодарить вас.
– Можно не утруждаться. Деньги-то заплачены. Ты платишь, я делаю работу. Да-а… “Фэци квод потуи, мэ-лиора потэнтэс”…
– Это латынь? Я не знаю латыни.
– Я сделал, что мог, – кто может, пусть сделает лучше.
– Вы всегда изъясняетесь на латыни?
– Нет. Иногда перехожу на французский. Если много выпью.
– А что еще вы делаете, когда много выпьете?
– Иду спать. Вам тоже советую. Еще день отлежитесь, а потом Витенька отвезет вас в Москву. Через три дня снимем швы. И никакой самодеятельности с повязкой, – он помолчал, – Ева. Иначе будете биты.
– А я быстро к нему привыкну, к новому лицу? Не будет никаких затруднений?
– Главное, не оставить его где-нибудь, приняв за чужое. – Я не видела его в темноте, только полоска зубов из-за раздвинутых в ухмылке губ – влажно блестевшая. – Привыкнете, куда денетесь. И не давайте ему свободы, новые лица так и норовят тебя подставить. Держите ухо востро, мой вам совет.
– Спасибо, я учту.
И я вдруг подумала, что мы с ним обращаемся друг к другу на “вы”, первое знакомство, недорогой, но респектабельный ресторан, свечи и даже цветы, самое время писать друг другу благоглупости на салфетках.
– Странно, что сейчас вы со мной на “вы”. Вчера вы не были так почтительны.
– А я и не почтителен. Просто много выпил.
– Вы женаты, Влад?
– Нет.
– Если все обойдется… Если удастся, я хотела сказать… Можно мне пригласить вас на ужин? Когда-нибудь?.. – Я была под защитой маски, и это позволяло мне нести всякие милые пустяки, от которых я в ужасе бежала бы еще неделю назад – ты становишься кокеткой.
Хорошо, что не кокоткой.
Не очень бы и удалось тебе в этой вратарской маске. Ты бы еще коньки надела и тогда приглашала бы молодого человека в-“Славянский базар”…
– Нет. Не стоит приглашать меня на ужин.
– Даже если все образуется как нельзя лучше и я получу именно то лицо, которое вы мне напророчили?
– Тем более нет… Поменять лицо – это все равно что по-крупному солгать. Сжульничать в игре. И чем лучше оно получится, тем изощреннее будет ложь. А начав лгать, уже невозможно будет остановиться.
– Вы забыли что-нибудь добавить по-латыни.
– Тогда пришлось бы вам переводить. А я устал сегодня. Чертовски устал. Но перед тем как уйти, хочу посоветовать вам одну вещь…
– Сугубо медицинскую.
– Нет, о медицине мы будем говорить завтра и на “ты”… Если вы уж выбрали это имя… А вы ведь выбрали это имя?
– Но…
– Держите его в узде, иначе оно черт знает куда вас может завести. И черт
– Мне есть чего опасаться, кроме имени.
– Вам виднее. Но это только в кино девицам с таким именем достается самый лучший парень, самая породистая собака, самая свободная страна и хэппи-энд в финале.
– Господи, что вы знаете о кино?
– А вы?
Стоп-стоп, тебя проверяют, закидывают крючок с наживкой из твоей прошлой жизни… А тебя больше не касается твоя прошлая жизнь, с ее пишущей машинкой и уймой сценариев. Но, возможно, тебе наконец-то удастся завести длинные ногти, которые не будут ломаться о жесткую клавиатуру, особенно о клавишу заглавных букв… Ева обязательно отпустит себе длинные ногти. Холеные длинные ногти, если все закончится благополучно.
– Лет пять не была в кинотеатре.
– А я ненавижу кино. Ненавижу, но большинство строит жизнь по его правилам, так что ничего поделать нельзя. Вытаскивают одну-единственную историю и гонят до самого конца. А всем эпизодическим персонажам – либо пуля в голову, либо реплика в массовку. Дерьмово быть эпизодическим персонажем, а?
– Ну… Если это касается твоей собственной жизни – то да.
– И потом, все эти дурацкие линии. Они обязательно должны сойтись. А в жизни ни одна из линий не сходится… Вы закрываете глаза, когда целуетесь?
– А надо? – засмеялась я.
– Надо. Джоди Фостер обычно закрывает. И Вивьен Ли закрывала.
– Не очень-то они похожи.
– Совсем не похожи. Спокойной ночи, Ева.
…Я пробыла на даче Влада два дня. Это были скучные два дня с трезвым Владом, появляющимся иногда в сугубо медицинских целях в прорезях моей маски. От нечего делать я стала смотреть телевизор – раньше я ненавидела его, но Еве он вполне мог понравиться, особенно мелодраматические сдублированные французские фильмы с обязательным Владимиром Косма в качестве композитора… И лишь однажды, после трехчасового бесцельного блуждания по каналам, мне удалось подсмотреть, как целуется Джоди Фостер в “Отступнике”, так неожиданно похожая на меня в своем внезапном беспорядочном бегстве через всю Америку. Она действительно закрывала глаза, когда целовалась, но ей было с кем целоваться, и этот кто-то, Денис Хоппер, наемный убийца с дурацким саксофоном, любил ее и готов был защищать.
Меня некому было защищать, и пятнадцати тысяч долларов у меня не было, и роли, придуманной десятком бравых голливудских писак, тоже не было.
А спустя два дня ассистент Витенька отвез меня в Москву.
…Месяц я прожила в запущенной квартире Левы. Месяц и три дня.
За немытыми, должно быть, с прошлого года окнами созрело обычное московское лето с его пыльной зеленью и короткими, всегда внезапными дождями. Старуха Софья Николаевна оказалась симпатичной и предупредительной, она всегда брала для меня один и тот же творог и подворовывала копейки – всегда тактично и с извинительной улыбкой.