В тихом омуте
Шрифт:
– Опять?
– На этот раз дело стоящее. Вы следите за делом Гэлловея?
– Разумеется, я читаю свою газету. Ну и что? Самоубийство – не ахти какая редкость.
– А то, что ему предшествовало?
– Я уверен, что история занятная, но мы такие вещи не печатаем.
– Эту вы захотите напечатать. Не вы, так какая-нибудь другая газета. Я вам первому даю шанс. Любезно с моей стороны, не так ли?
– Благородно. – Губы Ричардса сморщились, будто он взял в рот что-то кислое. – Просто благородно.
– Так вот, все получилось совершенно случайно. Вчера вечером заглянул я в травматологическое отделение Главной больницы. Там можно узнать много интересного, всегда дежурят полицейские, чтобы опросить пострадавших в аварии и тому подобное. И я торчал там, интересуясь чужими делами, как вдруг увидел профессора Университета Ральфа Тьюри, я когда-то у него учился. Он, правда, зарезал меня на экзамене, но я решил, что не стоит ворошить прошлое. К тому же у меня возникло предчувствие – это отделение больницы такое место, где я меньше всего ожидал бы встретить мужика вроде Тьюри. Я хочу сказать, что он не имеет никакого отношения к авариям, катастрофам и тому подобному. Он хладнокровен, осторожен, наверняка ни разу в жизни не заплатил штраф даже за парковку в неположенном месте, в этом он похож на вас, а, Ричардс?
– Значит, у вас возникло предчувствие. Продолжайте.
– Оказалось, Тьюри навещал друга, который попал в аварию. Вот и все, что я узнал от него, а остальное мне рассказала дежурная сестра. Мне это ничего не стоило. Медицинские сестры всегда идут мне навстречу. Я сумел подойти к ней, и она раскрылась, как цветок. Тьюри навещал друга по имени Гарри Брим, который в пьяном виде врезался в трамвай. Брим нес в бреду всякую околесицу и назвал кое-какие имена. В том числе упомянул Рона Гэлловея. Как только я это услышал, для меня зазвонили колокола.
– Те самые, что и раньше, или другие?
Блейк отмахнулся от ядовитого замечания, как от мухи.
– И я начал проверять. Сначала покопался в архиве Ратуши, потом – в вашей картотеке на первом этаже. Когда девять лет тому назад Гэлловей женился на своей нынешней жене, Гарри Брим был лучшим его другом. И учтите, он был лучшим другом Гэлловея и тогда, когда тот женился в первый раз – на богатой наследнице Дороти Рейнольд. Напрашивается вывод: Брим и Гэлловей – давнишние друзья.
– И что же?
– Ну, Брим теперь и сам женат около трех лет, детей нет, живут в Вестоне. Его жену зовут Телма. Это о чем-нибудь говорит вам?
– Ни о чем.
– Вам надо бы походить по разным местам, Ричардс. Как это делаю я. Письмо, которое Гэлловей послал жене перед тем как покончить с собой... В общем, скажем так: у меня есть приятель в Управлении полиции.
– И он показал вам это письмо?
– Нет, но рассказал, что там написано. Ричардс бросил на собеседника суровый взгляд:
– За сколько?
– Бесплатно. За красивые глаза.
– Кажется, вы также неотразимы для полицейских, как и для медицинских сестер?
– Что ж, – улыбнулся Блейк, – можно сказать и так.
– Нахальный вы парень, Блейк. У вас полно идей, некоторые из них неплохие; полно историй, некоторые из них истинные. Но, в первую очередь, в вас полно сами знаете чего. Я не взял бы вас на работу, даже если бы мог. Хлопот не оберешься.
– Так или иначе, у меня очень ценные сведения.
– Мой совет – отнесите их в "Ньюс".
– "Ньюс" – не тот класс. К тому же я слышал, они скоро свернут дела, им придется это сделать. А я не хочу начинать путешествие на тонущем корабле. Я не умею плавать.
– Надо бы научиться.
– О'кей, черт с вами, Ричардс. Из глупого личного предубеждения вы упускаете сенсационную новость.
– Наша газета не на них держится.
– Пусть так, но вы не отказались бы от такой новости?
Ричардс поколебался, постучал карандашом по письменному столу.
– Послушайте, Блейк, если у вас стоящая история, я, возможно, куплю ее. Но не куплю вас.
– За сколько?
– Смотря какая история. Если она подлинная, конечно. И если ее можно напечатать.
– Будь я редактором отдела новостей, я бы ее напечатал.
– Мы с вами не всегда думаем одинаково. Ну, послушаем, что за история.
– Пока что еще рано. Мне надо кое-что проверить, прежде чем я смогу ее рассказать. Но она окажется подлинной, можете не беспокоиться. Мои методы, возможно, не укладываются в устав бойскаутов, но они срабатывают. – Он прислонился к краю письменного стола и сложил руки, точно заранее поздравлял себя. – Понимаете, беда вашей газеты в том, что ей не хватает провода высокого напряжения.
– Вы пережгли бы пробки.
– Подумайте. У меня есть характер, энергия, молодость, нюх на свежие новости...
– Что заставляет вас так ненавидеть самого себя?
– Приходится самому себя подхваливать. Кто еще это сделает?
– Разве у вас не было матери?
– Да бросьте вы, Ричардс. Ну как вы подбираете себе репортеров? По скромным улыбочкам и медоточивым речам? Это каждый может. А вы большой человек, сэр. Я, конечно, не стою того, чтобы работать в такой выдающейся газете, мистер Ричардс, но я готов делать что угодно: мыть полы, чистить плевательницы.
– Оставьте это, Блейк. Я же сказал, я занят.
– О'кей, но я еще вернусь. Если только не получу более заманчивое предложение в другом месте.
– Если получите, сразу соглашайтесь.
Ричардс взял со стола напечатанный на машинке листок и принялся читать его.
Блейк вытянул шею, чтобы подсмотреть.
– Заключение патологоанатома по вскрытию Гэлловея, да? Готов поклясться, я знаю, что вы из него сделаете. Возьмете красный карандаш и сократите настолько, что оно станет сухим и скучным, как биржевой бюллетень.