В тине адвокатуры
Шрифт:
К счастью, тот был один.
— Не пускать… меня не пускать… — заплетающимся языком начал кричать Иван Флегонтович, — адвокат, важная птица, подумаешь.
Он тыкал в Гиршфельда пальцем.
— А хочешь… я тебя сдуну, возьму и сдуну, от жены на тебя бумагу получу и сдуну… Пойдешь ты у меня соболей ловить… То-то, а ты… не пускать, меня не пускать!.. А травить людей умеешь?
Он погрозил ему пальцем, приняв возможно величественную в его положении позу.
Николай Леопольдович, услыхав этот страшный для него пьяный бред, побледнел, как мертвец, и еле удержался на ногах. Он призвал на помощь все свое самообладание, постарался всеми силами успокоить
— То-то, уважай! — повторил ему несколько раз Иван Флегонтович, когда он сводил его под руку с лестницы и усаживал на извозчика.
Вернувшись домой, Гиршфельд тотчас же распорядился послать за Стефанией Павловной, написав ей коротенькую записку. Она вскоре явилась. Он усадил ее на диван и дрожащим от волнения голосом передал ей только что устроенную ее мужем сцену.
— Зачем же ты, Стеша, солгала мне тогда, что он ничего не знает?
— Не хотела причинять тебе лишнего беспокойства, в трезвом виде, да бывало и выпив — он могила, кто же знал, что с ним стрясется такая беда.
— Как хочешь, Стеша, ангел мой, ты меня спаси! — со слезами на глазах упал перед не он на колени.
— Да как же я тебя спасу, милый мой? — с искренним сожалением воскликнула она. — Бумагу отдать, так ведь этим ему рот не завяжу…
Гиршфельд так растерялся, что даже не воспользовался предложением Стеши возвратить ему подлинную исповедь, и продолжал глядеть на нее умоляющим взглядом.
— О, хоть бы он сгинул! — прошептала Стеша.
— И пусть сгинет, пусть сгинет, — ухватился он за эту мысль, — дорогая, неоцененная моя, пусть сгинет.
— Да ведь без Божьей воли ничего не случится… — развела она руками.
— Можно, Стеша, я тебе дам, подлей… несколько капель… — хриплым, прерывающимся шепотом начал он.
— Не говори, не продолжай! — вскочила с дивана и как-то дико вскрикнула она. — Мне и так последние ночи все снится княжна Маргарита.
Он упал головой на подушки дивана и зарыдал. Успокоившись немного, она подошла, села снова на диван около его головы и молча дала ему выплакаться. Наконец, он вскочил на ноги, вытер глаза и несколько раз прошелся по кабинету.
— Хорошо! — остановился он перед ней. — Скажи мне откровенно, ты была бы довольна, если бы он умер?
— То есть как? — уставилась она боязливо на него.
— Ну, например, утонул что-ли…
— Сам?
— Сам не сам, но… как будто сам…
Стеша молчала.
— Пойми, Стеша, что тут нужно выбирать между мной и им, если он до послезавтрашнего утра будет жив, я пущу себе пулю в лоб…
Стеша вздрогнула. В его голосе звучала правда.
— Отвечай же?
— Делай, как знаешь! — махнула она рукой. — Но, а если ты попадешься? — добавила она шепотом.
— Я тут не причем. Это будет случайность… Только слушай! Где он теперь?
— Дома, спит… Я его уложила и поехала к тебе.
— Задержи его завтра до двенадцати часов, а к двенадцати за ним заедут.
— Кто?
— Князев и Гарин.
Стеша колебалась.
— Неужели нельзя обойтись без этого? — робко задала она вопрос.
— Нет, или он, или я… Помни, Стеша! Согласна?
— Хорошо! — чуть слышно отвечала она.
— Так поезжай же, моя прелесть! — обнял он ее и крепко поцеловал.
Стефания Павловна уехала.
Александр Алексеевич Князев, фамилию которого упомянул Гиршфельд при разговоре с Сироткиной, был один жз преданнейших клевретов Николая Леопольдовича. Это был высокий, полный,
После ухода Стефании Павловны, Гиршфельд приказал позвать к себе в кабинет Александра Алексеевича. Он оказался дома и не замедлил явиться, одетый во все черное. Гиршфельд спокойно объяснил ему, какого рода услугу он от него ожидает, заметив вскользь, что Сироткин мешает его любовной интриге с Стефанией Павловной.
— Вот вам радужная в задаток, послезавтра будет другая, если все обойдется благополучно, только чур, завтра сделать дело, а не пропадать из дому, — подал ему он кредитку.
Князев только укоризненно посмотрел на Николая Леопольдовича и сунул бумажку в карман.
— Вы пригласите с собой Гарина, но он не должен ничего знать. Немножко выкупается — это не беда. Понимаете?
— Понимаю, и в лучшем виде обделаю, будьте покойны, такого мозгляка, как Сироткин, я отшвырну сажени на две — теперь половодье, лодку опрокинем у берега, напоим мы его до положения риз — он и не почувствует, как у прапраотца Адама, не проспясь очутится, — цинично захохотал Князев.
Дня через два после этого разговора во всех московских газетах появилось известие о катастрофе, происшедшей на Москве-реке, у Воробьевых гор. Газеты передавали, что в ночь на 15 мая 188* года, князь Виктор Васильевич Гарин, отставной поручик Александр Алексеевич Князев и частный поверенный Иван Флегонтович Сироткин, возвращаясь с рыбной ловли и находясь в сильно нетрезвом виде, выехав на середину реки, по неосторожности опрокинули лодку и упали в воду. На их крики о помощи подоспели крестьяне деревни Потылихи, и двое из находившихся в лодке: князь Гарин и Князев были спасены, третий же Сироткин, утонул и труп его до сих пор не найден. Сильно разложившийся труп Ивана Флегонтовича, только около двух недель спустя, был усмотрен прибитым к берегу реки, верст за пять от Москвы.
Все эти дни Гиршфельд и Стефания Павловна провели в тревожном состоянии ожидания, что вот, вот Иван Флегонтович явится перед ними живой. К рассказу Князева Николай Леопольдович все таки относился с некоторым недоверием, хотя и уплатил ему обещанные деньги. Наконец, труп был найден, привезен в Москву и после формальностей вскрытия, передан Стефании Павловне. Она устроила мужу богатые похороны и, казалось, была потрясена этой утратой.
XXXII
Свадьба