В тине адвокатуры
Шрифт:
Это была ее театральная деятельность. На ряду с ней она продолжала вести прежнюю игру с Гиршфельдом и Гариным. Первый уже почти свыкся со своею ролью ее «кассира по неволе» и даже перестал мечтать о получении от нее какой-либо благодарности. Не то было с Виктором Гариным. Он выбивался из сил заслужить обещанное возвращение ее прежнего чувства к нему. Раза по два в месяц являлся он в Москву, подносил подарки, устраивал пикники, тратя на все это безумные куши, Бог весть где и на каких условиях, добываемых им денег, и сам своими собственными руками рыл ту пропасть, в которую мстительная женщина готовилась хладнокровно столкнуть его. Даже по наружности он стал совершенно иной, страшно
Момент взрыва и на самом деле был близок.
XXIX
Подлог
Вернувшись из последней своей поездки в Москву, князь Виктор заметил, что на половине его родителей творится что-то не ладное. Когда он, по обыкновению, хотел зайти поздороваться с матерью, его не допустили до нее.
Камеристка княгини коротко объяснила его камердинеру, что ее сиятельство в настоящее время не расположены принять молодого князя. Отца его не было в Петербурге — он накануне приезда сына быстро и неожиданно уехал в Москву.
Князь Виктор понял, что это начало конца, он вспомнил, что сроки уже вторично переписанных векселей на полтораста тысяч, подписанных им по доверенности отца, истекли. Приближались платежи и по другим выданным им обязательствам, а денег в его распоряжении было всего каких-нибудь тысячи две рублей, которыми нечего было думать даже уплатить проценты. Он хотел обратиться за деньгами к отцу, у которого не брал давно; с этою мыслью ехал из Москвы, и вдруг оказалось, что поздно, что все вероятно уже открыто и его ждет бурное объяснение с князем Василием, а может и нечто худшее. В этих размышлениях Виктор не обратил внимания на лежавшую на письменном столе корреспонденцию. Он заметил ее только после поданного ему на его половину завтрака, до которого, кстати сказать, и не дотронулся. В числе писем оказался большой казенный пакет. Князь распечатал его, взглянул и остолбенел. Это был приказ, по которому корнет князь Виктор Васильевич Гарин увольнялся в отставку по прошению, вследствие расстроенного здоровья. Такого прошения князь никогда не подавал.
По быстроте, с какой состоялся этот приказ, не трудно было угадать влиятельную руку князя Василия, вероятно спасшего сына от увольнения в отставку без прошения. Так понял и Виктор, и это смутило его еще более.
«Значит, — думал он, — произошла полная огласка его подвигов за последний год; если отец мог избрать только такой крайний путь для спасения его от позора, да и не его лично, а своего имени, значит пощады от отца ему ждать нечего — надо приготовиться ко всему».
Виктор большими шагами стал ходить по своему роскошному кабинету, затем подошел к письменному столу, отпер один из ящиков и, достав довольно объемистый футляр синего бархата, открыл его. В нем был прекрасно сделанный портрет Пальм-Швейцарской, в том самом костюме, в котором он увидал ее в первый раз на сцене в пьесе «На хуторе». Александра Яковлевна, в редкие минуты баловства ею молодого князя Гарина, снялась исключительно для него и подарила ему этот портрет.
Князь долго, пристально смотрел на него.
«Для тебя, божество мое, принес я все эти жертвы, принесу, если понадобится, еще большие, отдам самую жизнь. Найдешь ли ты, что теперь я хотя частью искупил свою вину перед тобой, подаришь ли хоть ласковым словом, когда я явлюсь к тебе, быть может, изгнанный из родной семьи, покинутый всеми, одинокий, бездомный!..»
Виктор глубоко вздохнул и почти набожно поцеловал портрет. Бережно запер он
«Я выскажу в глаза отцу всю горькую правду, она будет отомщена моей погибелью».
Эта мысль понравилась пылкому юноше.
«Долой, скорей долой этот мундир, надетый клятвопреступником, над ним тяготеет проклятие, он приносит мне одни несчастья!..»
Князь сбросил с себя форменную тужурку и позвонил. Явившемуся камердинеру он приказал подать себе халат, разделся и облекся в него.
— Все форменное платье, все офицерские вещи, дарю тебе, очисти моментально от них гардероб. Слышишь, моментально.
Камердинер вытаращил на князя глаза.
— Разве ваше сиятельство, изволили выйти в отставку?
— Да, — односложно ответил князь, но таким тоном, который не мог никому придать дальнейшей охоты расспрашивать его сиятельство.
— Слушаю-с, благодарю вас! — ответил слуга.
— Съезди, кроме того, сейчас же к Тедески и чтобы через полчаса у меня был его главный закройщик, я хочу заказать себе штатское платье.
Камердинер вышел. Виктор снова заходил по кабинету, рисуя себе предстоящее объяснение с отцом, придумывая положения, сцены, предугадывая вопросы и готовя ответы.
Приехавшему портному князь заказал платье, приказав изготовить самую необходимую часть его в наикратчайший срок. Прошло два дня. Платье было доставлено, но Виктор не выходил из дому и ждал призыва пред родительские очи. Князь Василий еще не возвращался. Княгиня Зоя Александровна не пускала к себе на глаза сына, следуя точному приказанию уехавшего мужа. Она давно замечала страшную перемену в своем любимце; знала его ухаживания за какой-то московской актрисой Пальм-Швейцарской, смотрела на это ухаживанье сквозь пальцы, считая это увлечение со стороны сына обычною данью молодости, не подозревая ничего серьезного и, конечно, не имея ни малейшего понятия о том, кто эта Пальм-Швейцарская. За последнее время князь и она даже задумали женить сына на дочери одного железнодорожного и банкового скороспело-сановного туза — некрасивой, уже немолодой девушке, разборчивой невесте, которая оказалась не прочь за миллион чистыми деньгами купить себе в мужья русского князя и княжеским титулом прикрыть свое происхождение из города Шклова. Княгиня исподволь в разговоре с сыном выражала свое желание видеть его женатым. Виктор, полусерьезно и полушутливо, уверял ее, что это и его пламенное желание и он скоро надеется представить ей будущую молодую княгиню Гарину.
Когда он зашел с ней проститься перед последней своей поездкой в Москву, княгиня, уже заранее посоветовавшись с мужем, решилась серьезно поговорить с Виктором о его браке с Раечкой, так звала она приготовляемую ему невесту с миллионным приданым — Раису Григорьевну Ляхову. Какими путями отец последней, бывший Гершка, а ныне Григорий, добыл себе такую совсем не еврейскую фамилию, оставалось тайной для всех.
— Опять туда! — укоризненно покачала головой княгиня, когда Виктор сообщил ей, что едет на недельку в Москву.
— Опять, maman, опять, там сильнейший магнит… — пошутил сын.
— Пора бы бросить этот магнит, ты уж не мальчик, пора подумать об устройстве своего собственного дома.
— Думаю, maman, думаю… — нетерпеливо взглянул он на часы.
До курьерского поезда оставалось только два часа, а ему надо было заехать еще в несколько мест, по поручениям Александры Яковлевны.
— Не в том ли выражается твоя дума, что ты связался в Москве с какой-то актрисой, presque avec une cocotte, j'ai entendu.