В тине адвокатуры
Шрифт:
Она повернулась, сделав вид, что уходит.
— Но я люблю вас… — простонал Виктор.
Она снова обернулась к нему.
— Люблю?.. — с иронической улыбкой повторила она уже более мягким тоном. — Люблю?.. А где же вы были до сих пор? Почему вы не бросились на поиски любимой вами женщины, как только что вернулись из-за границы, узнав, что ваша матушка с позором выгнала за ворота вашу жену перед людьми и перед Богом, как вы называли меня когда-то?..
— Я этого не знал: мне сказали, что вы покинули дом по собственному желанию, что отец обеспечил ваше дальнейшее существование…
— И вы поверили этой лжи, вы утешились этой сказкой? Тысяча рублей, выкинутые мне из моих же денег вашим отцом, называется на языке этих людей обеспечением?
— Простите, повторяю, простите! Нет, даже не прощайте теперь, но дайте возможность заслужить это прощение… Я действовал под влиянием…
— Знаю даже под чьим: под влиянием княгини! — злобно сверкнув глазами, досказала она.
Он не ответил ничего и лишь покорно опустил голову.
— Хорошо! — продолжала она. — Я вполне понимаю ваше желание заслужить мое прощение. Ваша вина передо мной такова, что должна тяготить мало-мальски честного человека, а вы слишком молоды, чтобы испортиться вконец, несмотря на окружающую вас тлетворную среду. Знайте только, что заслужить это прощение вы должны будете громадными жертвами, и все же они не будут равносильны той жертве, которую я принесла вам, не искупят того оскорбления, которое вами нанесено мне. За мной всегда останется безусловное право прощения, и я воспользуюсь им, когда увижу, что вы достаточно искупили свою вину.
— Александрина, я готов на всякие жертвы.!.. Дайте мне только надежду, что вы когда-нибудь вернете мне свою любовь…
— Этой-то надежды я вам и не дам. За будущее не ручаюсь: может быть это и будет так, смотря по вашему поведению относительно меня, а до тех пор я для вас не Александрина, а Александра Яковлевна, а вы один из моих поклонников, как артистки, и то новичок, которого я до поры до времени могу держать в черном теле. Вот мои условия. Принимаете ли вы их? Если да, то поговорим о подробностях; если же нет — прощайте…
Она снова повернулась от него к портьере.
— Принимаю безусловно! Останьтесь, останьтесь! — задыхающимся голосом произнес Гарин.
— Тогда сведем прежде всего семейные денежные счеты!
В коротких словах передала она ему сцену, виденную ею в детстве у постели своего умирающего незаконного отца, князя Ивана Гарина.
Краска стыда за родителей покрыла лицо молодого человека.
— Это возмутительно! — прошептал он.
— Более чем возмутительно! — подтвердила она. — Признаете ли вы теперь за мной право получить от вашего семейства девяносто девять тысяч рублей, считая уплаченной ту тысячу рублей, которую я получила при моем изгнании из вашего дома?
— Конечно, признаю! — твердо ответил Виктор.
— От вас, как от единственного наследника богатств ваших родителей, я и требую возвращения этой, по праву принадлежащей мне и украденной у меня, суммы. Вы их доставите мне на этой неделе.
— Я?.. — пробормотал он, уставившись на нее. — Но откуда же я их возьму? Я еще не наследовал от моих родных: они, как вам вероятно известно, оба живы и здоровы.
— Мне нет до этого дела; вы достанете их пока под векселя, а расплатитесь потом: я не нуждаюсь в них, но действую из принципа. Возвращая мне их, вы успокоите прах моего отца, а вашего дяди, и примирите меня отчасти с собою, а там мы увидим. Согласны?
— Согласен на все; но кто поверит мне, в моем настоящем положении, такую сумму?..
— Я помогу вам и в этом… Обратитесь к Гиршфельду, я сегодня вечером поговорю с ним.
В глазах Гарина блеснул ревнивый огонек. Это не ускользнуло от Пальм-Швейцарской.
— Успокойтесь! Я вам уже говорила и могу дать честное слово, что не имею чести состоять его любовницей.
— Если так, то согласен… — прошептал Виктор.
— Чтобы в течение недели деньги были в моем столе. Приезжайте в театр, заходите ко мне в уборную, разрешаю даже поднести мне подарок. По вторникам собираются у меня. Больше, пока, мне сказать вам нечего. Прощайте.
Она протянула ему руку. Он страстно прижался к ней губами. Она вырвала ее и скрылась за портьерой. Он поехал домой.
— Ну что, как дела? — встретил его Шестов.
— Ничего! Был, пил кофе…
— Никого кроме тебя не было?
— Никого.
— Счастливец!.. Скромничает!.. Туда же!..
В тот же вечер Николай Леопольдович был вызван экстренно к Александре Яковлевне.
— Завтра князь Гарин обратится к вам с просьбою достать ему под вексель сто тысяч рублей. Устройте ему это дело поскорей, но только на самых тяжелых для него условиях.
— Сто тысяч! — воскликнул Гиршфельд, — Но где же я их возьму!
— Это до меня не касается. Вы слышите, что я сказала? Ваше дело исполнить. Сделайте скорее; слышите?
— Слышу! — ответил тот, посылая ей мысленно всевозможные проклятия.
— Не беспокойтесь: отец его миллионер и заплатит, если вы умно его запутаете и сделаете этот платеж вопросом чести. Впрочем, мне вас в этом не учить стать!.. — успокоила она его.
Николай Леопольдович быстро смекнул, что она говорит дело и уехал от нее в самом деле совершенно спокойно. Визит к нему на другой день князя Виктора с просьбой достать денег не был, таким образом, для него неожиданностью. Он обещался похлопотать, и через несколько дней заем этот был совершен через контору знакомого нам Андрея Матвеевича Вурцеля. Князь Гарин выдал векселей на сто пятьдесят тысяч, сроком на шесть месяцев, и подписался на них «по доверенности отца».
— Но ведь я никакой доверенности не имею? — пробовал возражать он.
— И не надо! Это одна пустая формальность. Через полгода мы их перепишем! — успокаивал юношу Вурцель. — Такова воля капиталиста; иначе нельзя достать денег.
Виктор подписал и, получив деньги, помчался к Пальм-Швейцарской, которой и вручил девяносто девять тысяч рублей.
— Для начала — я вами довольна! — улыбнувшись, сказала она и дала ему поцеловать руку.
Несколько дней спустя, в московских газетах было сообщено о поднесенном от публики артистке Пальм-Швейцарской богатом подарке, состоявшем из бриллиантового колье, вложенного в роскошный букет. Это колье было поднесено князем Виктором Гариным накануне отъезда его с Шестовым в Петербург, так как срок отпуска их кончился.
Последний, несмотря на то, что Виктор не говорил ему ни слова о своих отношениях к Александре Яковлевне, был вполне убежден, что у его друга Гиршфельда, со времени пребывания Гарина в Москве, выросли рожки. Это льстило самолюбию учителя: он радовался успехам своего ученика.
XXIV
Светский брак
Через несколько дней по приезде из Москвы, князь Владимир Шестов сделал предложение Анне Васильевне Гариной. Он обратился не к ней лично, а передал княгине Зое Александровне свои чувства к ее дочери и умолял о ее ходатайстве в этом деле. Княгиня поблагодарила его за честь и обещала переговорить с дочерью.