В тишине, перед громом
Шрифт:
Догадка стегнула молнией.
Стояла глубокая ночь. Мне предстояло изнывать в бессоннице еще несколько часов.
«Cherchez la femme!» [2]
Ровно в девять утра я был в секретной части завода.
— Майя, — стараясь не обнаруживать волнения, сказал я, — вы забыли про свое открытие? Насчет женской и мужской руки?
Майя была занята. Она выдавала чертежи. Очередная копировщица расписалась в книге, и Майя прикрыла
2
«Ищите женщину» (фр.). — В смысле причина всегда в женщине.
— Нет, не забыла. А что?
— Чьи это чертежи тогда были? Вы не помните?
— Конечно, помню. Прохорова, Левандовской и Лазенко.
— А очень сложно поглядеть на эти чертежи?
— Почему сложно? У нас все хранится в полном порядке. Когда это было?
— Дня четыре назад. — Я прикинул в уме. — Да, совершенно верно, пятнадцатого июля.
— Минутку, Алексей Алексеич. — Она подошла к стеллажу, секунду подумала. — Значит, пятнадцатого… — Потом гибко повернулась, придвинула лесенку-трибунку с торчащей вверх палкой, за которую полагалось держаться, легко взлетела наверх и через минуту спрыгнула с чертежами.
Итак, вот они, три чертежа, к каждому приколота копия. На каждой — фамилия исполнителя-копировщика. Это работа Прохорова, это — Левандовской, это — Лазенко.
— Майя, можно вас на минутку? Смотрите-ка. Вот две копии. Четкая и нечеткая. Верно? Ну, четкая — Прохорова. А эта, послабее…
Опершись коленом о стул, Майя сбоку заглянула в лист.
— Риты Лазенко.
— Правильно, Риты Лазенко.
— Видите, женская рука нажимает слабее.
— Слабее? Так. А теперь сравним с работой Прохорова работу Левандовской. Смотрите. Все линии такие же четкие и ясные, как у Прохорова. Вы согласны? А ведь это тоже женская рука!
Майя посмотрела на чертеж, потом растерянно на меня.
— Как же так?.. Почему же это?
— Вот именно: почему? Значит, дело вовсе не в женской руке. Давайте порассуждаем. Скажите, сколько копий снимают ваши чертежники с каждого чертежа?
— Сколько положено — две.
— Хорошо. А представим такой случай. Задание — снять две копии, а чертежник возьми да и сделай три.
— Зачем это ему?
— Ну, скажем, решил проявить инициативу. Сделать про запас. Это ведь несложно: подложил лишний лист бумаги, копирку, и все в порядке.
— Что вы, Алексей Алексеич, этого не может быть! У нас же секретные материалы! Каждый чертежник делает только то, что ему поручено. В наряде, на чертеже и на копиях указывается количество экземпляров. Каждый экземпляр нумеруется. Что вы, это невозможно!
Я взял работу Риты Лазенко.
— Так. Значит, раз здесь сказано: «Сделать две копии», — Лазенко и сделала две — одну карандашную, вторую под копирку?
— Ну да.
— И это единственная копия под копирку? То есть первая?
— Да.
— А теперь посмотрите внимательно; вам не кажется, что это не первая, а вторая копия?…
Краска схлынула
— Ой!.. — Майя замолчала. Она сжала пальцы. Руки ее дрожали.
— Ну-ну, успокойтесь. Дайте-ка мне три листка бумаги и копирку.
Прослоив листы копиркой, я с нажимом провел несколько линий.
— Смотрите, мужская рука, а вторая копия такая же слабая, как у Лазенко…
Майя смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
— Вы ее… вы ее теперь… заберете… то есть, я хотела сказать, арестуете?
— Зачем же? Напротив, Майя, ведите себя с ней, как обычно. Словно ничего не случилось. Надо еще проверять и проверять. А теперь попросите сюда Ксению Васильевну.
Воробьева внимательно сквозь пенсне рассмотрела копии чертежей.
— Какая скверная история, — сказала она. — Что прикажете делать?
— Давать ей копировать только разрозненные детали. Чтобы из них нельзя было составить ничего цельного. Но чтоб обязательно стоял гриф «Совершенно секретно». И точно учитывайте, что именно она копирует. Остальное — наша забота.
— Все сделаем, Алексей Алексеевич. Какая неприятная история!
— Что ж, Ксения Васильевна, к сожалению, для нас она не первая и не последняя. Будни Чека.
Шторм на море обаяния
В гостинице меня ждали Славин, Кирилл и… срочный вызов в горотдел ГПУ. Я велел ребятам никуда не отлучаться и поехал на Садовую. Захарян отпер сейф, который был поставлен так, чтобы хозяину кабинета можно было до него дотянуться, не вставая, и извлек оттуда густо осургученный пакет с грифом: «Сов. секретно. Лично тов. Каротину А. А. Срочно».
— Тебе, дорогой. Только что фельдпочта доставила. Читай, пожалуйста, скорей.
Отлепив сургучные лепешки и сложив их на краю захаряновского стола, откуда начальник горотдела тут же смахнул их в корзину, я вскрыл пакет. Это было сообщение от Нилина: «Совершенно точно установлено, что Грюн получил материалы из Нижнелиманска, есть основание полагать, что материалы ценные. Форсируйте поиск».
Ох, не Петра Фаддеича это фраза — «форсируйте поиск»… Так и встает за нею товарищ Лисюк…
«Что же мы имеем? — думал я на обратном пути. — Мы имеем еще одно ясное и точное доказательство, что работа немецкой разведки в Нижнелиманске не мираж. И поиск, уважаемый товарищ Лисюк, дорогой наш начальник, форсировать мы обязательно будем».
Когда я рассказал о нилинском сообщении ребятам, Славин воскликнул:
— Вот зачем приезжал сюда Вольф — за этими материалами! А передал их ему Верман! Но у кого он их получил?
— А может, привез с собой? — в тон ему добавил я.
— Правильно! Четко работают немцы, ничего не скажешь. Точный расчет. Но и Нилин оперативен — сразу узнал. — Славин приостановился и зорко посмотрел на меня. — Вас, по-моему, что-то смущает, Алексей Алексеич.
— Понимаешь, какая штука, Славин… Да ты перестань бегать из угла в угол. Сядь. Что у тебя за манера — то разляжешься на чужой постели прямо в ботинках, то носишься по комнате как угорелый.