В толще воды
Шрифт:
– Поскольку мы сейчас разговариваем, я предполагаю, тебе что-то от меня надо?
– Твоя частная армия растет, – сказал я. – Сейчас самое время расширяться на Среднем Востоке. Ты добился больших успехов в мутной нише где-то между профессиональным убийцей и народным убийцей.
Я выдержал театральную паузу, но реакции не последовало. Я продолжил:
– Можешь и дальше заниматься тем, чем занимаешься. Работай на кого хочешь. Единственное, что тебе нужно делать, – это отчитываться каждый месяц. Лично мне. Иначе кассета окажется в других руках.
Нильс Гундерсен помолчал. Потом медленно кивнул.
Я завербовал его.
Гундерсен оказался просто находкой, бесценным ресурсом на Среднем Востоке. Пока он поставлял сведения, мы предоставляли ему возможность заниматься своей сомнительной деятельностью. Я отчитывался напрямую руководителю СЭПО, мои отчеты классифицировались как информация повышенной секретности и отправлялись в самые глубины архива. Но это не значит, что сведения от Гундерсена никак не использовались. Наоборот. Только вот источник оставался совершенно секретным, я был единственным, кто знал о нашем главнейшем ресурсе в арабском мире.
Тогда время джихада еще не наступило. А когда оно пришло, после войны в Афганистане, оказалось, что я обладаю самой существенной информацией. Благодаря Гундерсену я быстро продвинулся по карьерной лестнице, мне трижды предлагали возглавить СЭПО. Каждый раз я отказывался. У меня было больше власти в моих собственных владениях. И больше возможностей защитить Швецию с той позиции, которую я занимал. До сегодняшнего дня. Сегодня я лишен каких-либо позиций. Я, скорее, ближе к смерти, чем к власти.
В афганском освободительном движении участвовало довольно много фрилансеров, нанятых Центральным разведывательным управлением США. Одним из них был Нильс Гундерсен, за которым на тот момент стояла большая и хорошо обученная армия наемников из разных стран. Именно тогда он устанавливал контакты, имеющие решающее значение для Швеции. Если не сказать для всего западного мира.
Во время последующего пребывания в Ираке Нильс Гундерсен сблизился с одним из главных экспертов по исламизму, профессором и имамом из Багдада. Этот человек тогда возглавлял довольно сильное движение за модернизацию ислама. Для него духовное будущее было неразрывно связано с отказом от буквальной, средневековой и авторитарной версии ислама. У профессора уже давно работала сеть на местах, по большому счету по всему мусульманскому миру, которая должна была предупреждать о любых попытках насадить воинствующий исламизм. Однако положение становилось все более критическим, его жизнь оказалась в опасности, он постоянно находился под угрозой, которая стала особенно острой теперь, на последней стадии войны в Персидском заливе. Для того чтобы выжить, профессор был вынужден покинуть страну. Забрав с собой все свои знания и разветвленную сеть.
Гундерсен понимал, какую ценность имеет этот человек. Он обеспечил профессору безопасные секретные воздушные пути и снабдил супругов фальшивыми документами. Главное было не оставить ни малейших следов, которые могли бы привести к новой стране проживания профессора.
Все прошло успешно. До недавнего времени только я знал, что профессор скрывается в простой квартире в доме, построенном в рамках социальной жилищной программы на улице Стюпвэген в Соллентуне, под именем Али Пачачи.
А сейчас об этом знают многие, в том числе те, кому об этом знать не надо бы, и все благодаря кроту по имени Карстен.
Когда я заподозрил, что в нашем внутреннем круге завелся шпион, – еще до того, как эти опасения подтвердились, – я удалил все сведения из архива СЭПО и вывез супругов Пачачи из Соллентуны.
Я – единственный человек в мире, кто знает, где они находятся.
Если меня взял Карстен – а похоже, так оно и есть, – он воспользуется всеми имеющимися в своем распоряжении методами, чтобы заставить меня заговорить. А я точно знаю, какие методы есть у него в распоряжении.
Но ему меня не расколоть, Сэм.
Я ничего не скажу.
12
Среда, 2 декабря, 16:49
Ди забыла код от входной двери. Или он поменялся?
Так или иначе, было понятно, что она очень давно не набирала цифры кода на дверях дома на улице Плуггатан в Стокгольме.
Ди подождала. Сгущались сумерки. Пустынная маленькая улочка. С юга архипелага только что налетела жуткая пурга. В столицу пришла зима.
Вопрос состоял в том, имеет ли смысл ждать, пока кто-нибудь из соседей захочет выйти в метель, или, наоборот, укрыться от нее. Поблизости, по крайней мере, никого и в помине не было.
После минутных колебаний Ди вынула из кармана отмычку.
В рутинной полицейской работе она чувствовала себя неопытной. Однако то, чем она занималась в последнее время, рутинной работой никак не назовешь. Скорее наоборот.
В конце концов замок поддался. Естественно, тут же на лестнице она столкнулась с жильцом дома. Молодой человек с подозрением уставился на отмычку, которую Ди не успела спрятать в карман куртки. Непринужденно кивнув, Ди пошла вверх по лестнице. Она чувствовала, как он продолжает смотреть ей в спину, пока не скрылась в следующем пролете. На мгновение она услышала завывание ветра внизу, потом дверь в подъезд захлопнулась и снова стало тихо.
В этот раз подняться на четыре этажа оказалось гораздо труднее, чем в последний раз, когда она была тут. Запыхавшись, она подошла к двери с надписью «Линдстрём и Бергер».
Прямо так и написано.
Прошли годы с тех пор, как Фрейя Линдстрём бросила Сэма Бергера и эмигрировала с их общими сыновьями-близнецами, а ее имя до сих пор красуется на двери. Вернее, ее прежнее имя – как ежедневное мазохистское напоминание. Теперь у нее какая-то французская фамилия. По словам Бергера, Париж полностью поглотил ее.
Ди постояла, отдышалась. Вновь достала отмычку и поднесла ее к замку. На этот раз все получилось на удивление легко – не самый достойный замок для полицейского. Даже если это бывший полицейский.
Дверь отворилась, Ди вошла в квартиру. Некоторое время постояла в темноте прихожей, впитывая в себя атмосферу. Тепло, влажно, затхло. Может быть, ей только так показалось, но в самом воздухе чувствовалась заброшенность. Хотя вряд ли тот факт, что Бергер отсутствовал в последний месяц, мог оставить следы в воздухе. Значит, это самовнушение, мысленное предубеждение, которое отразилось на работе органов чувств. Но было тут и еще кое-что. Другой запах, который показался ей знакомым. Слабый запах антисептика, как будто здесь убирались явно меньше месяца назад, а может быть, и дезинфицировали помещение.