В толще воды
Шрифт:
Вспомнить бы только, что за ранение ей нанесли. Чисто с рациональной точки зрения, чтобы по возможности предотвратить обратную реакцию.
Проблема заключалась в том, что каждая попытка вспомнить вызывала совершенно другой ряд воспоминаний. Из сумрака вырисовывался металлический стул, бетонный пол, холодная заплесневелая сырость, кислый подвальный запах, веревки на руках и ногах. Обтянутый пластиком диван, две фигуры, едва различимые в темноте, словно участники какой-то странной пантомимы. И руки.
Нет, необходимо все это прервать, отключить сознание. Молли проверила время на красном телефоне. Минуты еле тянулись.
Руки.
Нет, нет. Не руки.
А почему нет? Ну все же. Это вполне рационально. Может служить рациональным объяснением. Удары по рукам, какими бы сильными они ни были, вряд ли могут привести к коме. А вот нож. Нож, который медленно проникает сквозь кожу, надрезает ее. Кровь брызжет, течет рекой.
Обескровленное тело.
Нет. Достаточно. Но так оно, скорее всего, и было. Сильная кровопотеря, кислородное голодание мозга, непредсказуемые последствия. Даже с респиратором.
И вот он уже рядом, и Молли не успела отреагировать. А должна была успеть, отругала она себя. Нельзя быть такой слабой.
Никогда.
Мужчина стоял за дверью и наблюдал за ней. Мимо проплыл корабль, осветил, словно вспышкой, его лицо – выражение внимательное и любопытное, – но она не успела заметить, есть ли у него оружие.
Когда он понял, что она его заметила, черты его лица смягчились, и он сказал, кивая:
– Классная одежда.
– У тебя? – спросила она, почувствовав, что сердце стало биться чаще.
– Ну что у тебя для меня, Молли? – произнес он, утрированно жестикулируя.
– А тебе как кажется, что у меня?
Он кивнул, в медленно наползающем свете от корабля его тень кивнула на фоне шкафа. Неужели может быть такая задержка? Разве скорость света не самая высокая из известных?
– Было бы интересно услышать объяснения, – сказал он.
– Всему свое время, – ответила она.
Повисла пауза. В комнате было совершенно темно, и она не могла видеть, как он снова кивнул. И все-таки не сомневалась в том, что он это сделал. С совсем другим чувством.
– Подумать только, эта квартира по-прежнему твоя, – произнес он. – Все монологи, которые я тут слышал…
– Это было прекрасно, – ответила она. – Недолго, но прекрасно.
– Я понятия не имел, что она все еще существует. Мне следовало бы об этом знать.
– Это временное прибежище.
– А раньше это разве было не так? В наше время?
– Это последний аванпост.
– В таком случае, где же оружие? – спросил он, с виду равнодушно.
– Не такой аванпост, – попыталась объяснить она. – Скорее, наоборот.
Она слышала, как он засмеялся, без всякой иронии. Повисла пауза, связанная лишь с тем, что он не знал, как лучше сформулировать свои мысли. Она терпеливо ждала.
Наконец он произнес:
– Я страшно рад, что ты жива, Молли. Причем во всех смыслах. Ты себе даже не представляешь.
– Что тебе об этом известно? – спросила она.
– Ты знаешь, где я работаю, – ответил он, и, как ей показалось, пожал плечами.
Она посмотрела на едва заметную тень и произнесла:
– Ну, к этому делу ты вряд ли имел какое-то отношение.
– Ты знаешь, что я работаю на Августа Стена. Что еще тебе известно?
– Что я очнулась сегодня утром. Что до этого лежала в коме. Что меня похитили и пытали. Это все, что я знаю. А ты что хотел?
Мужчина покачал головой. Потом вышел из тени и направил пистолет прямо в грудь Молли Блум. С щелчком развернул его и подал ей.
– Спасибо, – поблагодарила она, принимая оружие.
Он медленно подтянул тонкую кожаную перчатку и отступил обратно в тень.
По заливу скользило очередное судно, его огни на долю секунды отразились в толстых линзах очков мужчины.
– Как со зрением? – спросила она.
– Надеюсь, с этим мне скоро помогут, – ответил Карстен и исчез.
9
Среда, 2 декабря, 16:25
Расщелина в скале была ненамного шире самой лодки; и хотя он едва различал ее сквозь мглу, эта расщелина казалась специально вытесанной по размеру. Карстен завел туда лодку. Камуфляж уже висел наготове на ветках деревьев; легкое движение руки – и все накрыто.
Он постоял, осматриваясь. Увидел. Увидел достаточно хорошо. Впервые смог оценить, что ничего не видит. Лодка как сквозь землю провалилась. Он зашагал прочь.
Это было путешествие сквозь другое, более непорочное время. Когда тебе двадцать шесть, и ты понимаешь: то самое мгновение прошло. Оно было здесь, но исчезло вновь. Просто растворилось.
Вспышка растраченного смысла жизни.
Молли.
Здесь. Эти шаги. Совершенно такие же шаги, ровно на этом же месте. Но в другой жизни. В жизни, которая была несравненно лучше.
Они вдвоем.
Плавность шагов. Он чувствовал силу и гибкость в ногах. Он весь – сама гибкость, годы тренировок не прошли даром, сказывалась программа акробатики и жонглирования из цирковой школы. Но тело должно работать целиком. Полностью. В том числе глаза.
В каждой цепи есть слабое звено. Его цепь была такой прочной, а слабое звено таким непропорционально слабым. Сейчас он его укреплял, именно этим он и занимался, работал не покладая рук над укреплением цепи. Ибо цепь необходимо спасти. Прочную цепь его жизни.