В утиль
Шрифт:
Стремление учёных подобраться к истине чуть ближе, чем их извечные соперники на другой стороне земного шара, всегда служило самым мощным мотиватором для двигателя прогресса. По примеру арабских шейхов мировые мегаполисы оснащались высотными зеркальными зданиями, а по воле европейских политиков выработка электроэнергии окончательно перешла к природной добыче ресурсов. Факт неотвратимой смены полярностей в мировом раскладе сил не всегда волновал лучшие умы планеты, стремящиеся быть вне политики, но не терпел к себе полнейшего равнодушия.
По примеру проведения игр в шахматы с лучшими гроссмейстерами мира, последовал вывод: во взаимодействии с машинным интеллектом человек демонстрирует свои предельные возможности и готов приложить все силы для победы над соперником. Однако с другой стороны, человеческая сущность стремится к той же самой зоне комфорта, создавая умные дома и с каждым годом создавая условия для приложения усилий гораздо меньших, чем требуются для выживания.
Именно поэтому профессор Кранов не сводил глаз с фантастических романов в студенческие годы, пытаясь разгадать тайну предела человеческого сознания, как и его силу в одной связке с электронно-вычислительной машиной. Две написанные и успешно защищённые диссертации, ровно как и годы научно-исследовательской работы в московском медицинском университете имени Сеченова, смогли приблизить его к важному этапу собственного врачебного призвания.
Сейчас, когда не один год существует созданный им и его коллегами-выпускниками научно-лечебный центр, вполне возможно со вздохом в груди признать: лично он сделал для отечественной науки всё возможное. Даже немного больше — по завершении его земного пути на здании центра скорее всего появится мемориальная доска со слепком лица и датами работы профессора в стенах этого загадочного здания. Пройдёт ещё немного времени, и одну из самых длинных просек на территории лесопарка также назовут в его честь. Но самое главное, что его благодарные ученики, воспитанные на его научных работах первыми почтят своей памятью весь тот след, который смог оставить после себя отечественный нейрохирург.
ЭПИЛОГ
Было обычное хмурое утро, так похожее в памяти пролетария на те другие, происходящие из года в год. Сидящий на скамейке в грязных одеждах мужчина действовал по принципу «с утра выпил — весь день свободен». Рядом с ним на обшарпанной древесине лежала коробка с шахматами и домино, но играть, увы, было не с кем. Вокруг сновали прохожие, орали чьи-то бродячие коты, дети играли поношенным мячом в футбол. Над головой блестела обычная для мегаполиса облачность, так стремящаяся походить на Туманность Андромеды.
Проблема выплаты пособия по безработице уже не волновала пролетария, ведь он уже второй месяц, как был на пенсии. Государство платило ему оклад за выслугу лет, прожитых на заводе, без всякого намёка на смену места жительства. Разумеется, рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше. Правда была в том, что бывшего рабочего всё в своей жизни устраивало, а для военной службы по контракту он уже был довольно пожилым мужчиной.
В восточной философии подобный образ жизни могли бы назвать созерцательностью, однако пролетарий не уставал удивляться, на что ещё успеть здесь положить свой глаз. Спешащие по своим делам прекрасные дамы уже не настолько сильно волновали его, рабочий мог назвать себя свободным от мимолётных желаний. Будущее уже наступило, и он уже находился в нём.
В этот момент механическая дверь подъезда со скрипом отворилась, и на пороге, у самого входа возник некто иной как его старый знакомый.
— Матерь Божья, Степан! Здорово! — добродушно помахал ему пролетарий.
Слесарь не стал отвечать ему той же монетой и вместо этого кинулся к скамье, чтобы взять бывшего собутыльника за грудки. Дверь подъезда механически захлопнулась.
— Не поминай имя Господа в суе! Не знал, Михалыч, что ты такая гнида… — зло процедил напавший.
Ноги Михалыча в поношенных сандалетах взмыли в воздух на уровень коленей слесаря.
— Петрович, ты что? Я буду жаловаться в полицию! — по-лягушачьи перебирая в воздухе руками двигался собутыльник.
— Это я должен был тебя сдать, за все мои страшные вечерние стоны. — Степан Петрович в своём возмездии был непреклонен.
Михалыч повернул голову: с другой стороны скамейки лежала пустая бутылка из-под пива.
— Я думал, тебе там понравится, тебя там подлечат. — предпринял удушаемый финальную попытку спастись.
— Как же, подлечили. Я теперь недокиборгом стал. — усилил слесарь нажатие на кадык рабочего. — Убью, гад!
Михалыч теннисным движением успел взяться ладонью за бутылочное горлышко и со всех сил ударил перед собой. Раздался звон стекла и адский крик Степана Петровича, тотчас упавшего оземь и закрывшего лицо руками. Пролетарий тихо сполз на землю, облокачиваясь о скамью и аккуратно массируя некогда сдавленную шею. Послышался писк электронного сигнала, словно где-то рядом сработала микроволновая печь. Ещё один нечеловеческий сдавленный крик слесаря, и — последовал разрыв кожного покрова в области лобных долей. Последнее, что успел сделать Степан Петрович перед смертью, это забрызгать кровью и мозговым веществом скамейку, а также одежду своего бывшего собутыльника. На асфальте, внушая всем собравшимся вокруг дурно пахнущего тела страх перед неотвратимостью научно-технического прогресса, лежал сдетонировавший металлический жучок. Имплант, некогда служивший ключом отечественной науки к новым технологиям. Пустая бутылка из-под пива оказалась сильнее прорывных научных идей будущего. Впрочем, туда ей и дорога — в утиль.
Москва — Подмосковье, апрель-май 2024 г.