В волчьей пасти
Шрифт:
Клуттиг и Рейнебот, начальник рабочих команд и свора блокфюреров стояли у железных ворот лагеря и, расставив ноги, упершись кулаками в бока или заложив руки за спину, безмолвно пропускали мимо себя поток уходящих на работу команд. В их испытующих взглядах, скользивших по бритым головам, угадывались затаенные мысли.
Команда за командой проходила мимо: шапка в руке, руки по швам, взор вперед.
Среди всей этой одноликой, серо-синей массы шагало много участников групп Сопротивления. Их пальцы, державшие рукоятки лопат, во время тайных вечерних сборов в подвале под бараком сжимали
Но сейчас их руки были вытянуты по швам.
Людям были известны мысли тех, кто разглядывал их, когда они маршировали мимо. Мысли одних и мысли других были взаимно далеки, как планеты в мировом пространстве, но когда они столкнутся…
О Бухенвальд, мы не скорбим, не плачем. Не ведая, что впереди нас ждет. Жизнь все равно мы сердцем чтим горячим. Настанет день — свобода к нам придет…Как всегда, и в это утро песня лагеря витала над непокрытыми головами, и заключенные, уходя на работу, несли ее, как тайное знамя.
Не успела еще пройти последняя рабочая команда, как Клуттиг удалился с Рейнеботом в кабинет последнего. Они больше никого не впускали. Клуттиг, кряхтя, опустился на стул, размышляя о своей ночной неудаче.
— Сволочь, наверно, пронюхала, что я иду в лагерь, — угрюмо произнес он. — Разве я могу стать невидимкой?
Рейнебот положил на стол книгу рапортов.
— Наверно, они обкрутили и твоего Гая, а шестьдесят первый барак тут совсем ни при чем.
Клуттиг рванулся к Рейнеботу и прохрипел:
— А кто втравил меня в дело с гестапо?
Рейнебот защищался.
— Ведь я же говорил тебе, что наши бандиты станут перебрасываться щенком, как мячиком, а ты будешь метаться по кругу, как слепая овчарка!
Он зажег сигарету.
— Отправь на тот свет негодяев, которые стоят в списке, как тебе велел Швааль, тогда по крайней мере у тебя будет хоть что-то существенное.
— Этим распоряжением наш болван околпачил меня, — сердито заворчал Клуттиг. — Я только помогу ему бес шума убрать мусор.
— И это было не так глупо с его стороны, — заметил Рейнебот и подошел к карте.
Он бросил на нее быстрый взгляд, вытащил одну из булавок с цветной головкой, торчавшую у населенного пункта Трейза, и воткнул ее туда, где был обозначен Герсфельд. Затем по привычке сунул за борт кителя большой палец и задумчиво побарабанил остальными.
Потом он повернулся и взглянул на Клуттига, который внимательно наблюдал за ним. Неторопливо подойдя к столу, он уселся на стул, раздвинув ноги и упираясь руками в доску стола.
— Вообще мне кажется, наш дипломат не так уж неправ…
Клуттиг так резко дернул головой, что у него заныла шея. Он встал, подошел к Рейнеботу и вытянулся перед столом во весь рост.
— Что
Рейнебот насмешливо улыбнулся. — А кто еще недавно бил себя по кителю: «Пока я ношу этот мундир…» — передразнил его Клуттиг.
— М-да, долго ли его носить?.. — заметил Рейнебот.
Клуттиг выпятил подбородок. Резко сверкнули блики света в толстых стеклах его очков.
— Итак, храбрый боец тоже покидает меня в трудный час… — Он ударил кулаком по столу. — Я, пока жив, останусь тем, чем был!
Рейнебот смял окурок в пепельнице и поднялся, элегантный и стройный.
— Я тоже, господин гауптштурмфюрер, только… — он многозначительно приподнял брови, — только при изменившихся условиях. — Говоря это, он похлопал рукой по карте. — Герсфельд — Эрфурт — Веймар… — и с циничной улыбкой посмотрел на Клуттига. — Сегодня у нас второе апреля. Сколько дней еще остается в нашем распоряжении? Столько?
Рейнебот, как фокусник, растопырил все десять пальцев.
— А может быть, столько? — Он сжал правую руку в кулак. — Или столько? — Он начал загибать палец за пальцем на левой руке Что ж, остается изучать английский язык да глядеть и оба! — повторил он когда-то им же самим сказанную фразу.
— Ах ты скользкий угорь! — прошипел Клуттиг.
Рейнебот рассмеялся. Он не обиделся. Чувствуя себя всеми покинутым, Клуттиг буркнул:
— Значит, остаемся только мы с Камлотом?
— Камлот? — Рейнебот скептически склонил голову к плечу. — На него не полагайся. Он думает только о том, как бы смыться.
— Тогда остаюсь я! — выкрикнул Клуттиг, сознавая свое бессилие.
— Как так? — переспросил Рейнебот, делая вид, что не понимает его. — Ты хочешь остаться здесь?
Клуттиг заскрежетал зубами.
— Уже несколько недель я гоняюсь за этой бандой. Так неужели теперь, напав на след, я трусливо сбегу?
Он выхватил из кармана список и подошел к громкоговорителю.
Рейнебот опешил.
— Что ты затеял?
Клуттиг размахивал листком.
— Я вызову их сюда, отправлю в каменоломню и велю расстрелять.
— На глазах у всех? Да ведь в каменоломне работают триста заключенных!
— Наплевать! — заорал Клуттиг.
Рейнебот отобрал у него список.
— Приказ надлежит выполнить осторожно и умно, господин помощник начальника!
Клуттиг продолжал орать:
— Значит, я должен тайком, тихо и мирно…
— Вовсе нет, — сознавая свое умственное превосходство, промолвил Рейнебот. — Все должно быть сделано строго официально. Список направляется в канцелярию совершенно официально. Понятно, господин помощник начальника лагеря? Все поименованные заключенные завтра утром должны явиться к щиту номер два, — Рейнебот прищурил один глаз, — их отпускают, you understand, mister [8] ? Пароль — «родина»! Автомашина — эскорт — лес — залп — все!
8
Вы понимаете, мистер? (англ.)