В воскресенье рабби остался дома
Шрифт:
На добрых два дюйма выше мужа, светловолосая, синеглазая и широкоскулая, она была похожа на дочь викингов.
— Мне только кофе, Сам. Слишком много калорий.
— Брось, милый. Сегодня можешь себе не отказывать. Ты всю неделю был пай-мальчиком.
— Ладно, давай. Это ты меня заставила.
— А как ты, Бен?
— Конечно!
— Мамуля, ты делаешь кофе? — донеслось сверху. Через минуту в комнату спустилась и помахала гостям рукой тонкая, миниатюрная девочка с волосами, заплетенными в две косы.
— Ты весь вечер была здесь, Диди? —
— Болтала по телефону, конечно, — ответила за нее мать.
— Ну, мамуля, — запротестовала она и повернулась к Горфинклям. — Мы устраиваем пикник на пляже вечером в понедельник. Когда приезжает Стью?
— Вероятно, около полудня в воскресенье, — сказал Горфинкль.
— Вот здорово, надеюсь, у него никаких планов. Мы собираем всех ребят, которые приедут домой на каникулы. Думаю, завтра уже все будут дома. Поэтому мы и выбрали понедельник.
— Где вы его устраиваете, дорогая? — спросила мать.
— На Тарлоу-Пойнт.
— До понедельника у вас не слишком много времени, чтобы подготовиться. Ты всем позвонила?
— Некоторым. Биллу Джейкобсу, Сью Аронс, Адаму Зусману. Многие же приедут только поздно вечером или даже завтра. Скорее всего, почти всех я увижу завтра после обеда у рабби дома.
— У рабби? — спросил Горфинкль. — Он устраивает какую-то встречу?
— Просто все, кого он готовил к бар-мицве, всегда заглядывают к нему в первое воскресенье каникул. Что-то вроде дня открытых дверей. Общаются, рассказывают про школьные дела…
— Гм, это интересно. — Горфинклю и правда было интересно. — Это почему же? Я хочу сказать, как эта… как началась эта традиция?
— Никакой традиции. Просто иногда он проводил занятия для класса бар-мицвы у себя дома, и мы как бы привыкли заходить к нему — так, время от времени.
— И дети его любят? Он вам всем нравится?
Диди задумалась. Не над ответом, а над тем, как это выразить словами.
— Он не весельчак, это уж точно, — нерешительно сказала она, — и не пытается казаться своим в доску или даже любезным. Он не строит из себя кого-то, нет, просто он…
— Ну-ну?
— Равный, я думаю, — сказала она, найдя, наконец, слово. — Когда ты с ним, ты не чувствуешь себя ребенком.
Глава XIII
Рабби позвонил Вассерману, как только приехал домой в воскресенье. Тот только что вернулся с заседания правления.
— Мистер Вассерман? Это рабби Смолл. Извините, что не смог вернуться вовремя. Вечером в субботу в колледже устроили вечер в мою честь. Я ничего об этом не знал.
— Ну (в оригинале — Nu), бывает. Если вечер был для вас, вы должны были пойти.
— Как прошло заседание? Было что-нибудь особенное?
— Как я и думал, Горфинкль объявил новый состав комитетов.
— Да? Ну и как они?
— Если он назначил их, чтобы они занимались делом, то, думаю, все в порядке. В конце концов, он не назначил идиотов. Но если он хочет начать драку, то назначения хороши и для этого.
— Это плохо, а? И что сказал Пафф? Он там был?
— О, он там был. И это единственное, что хорошо во всей этой истории, потому что они не сказали ни слова: ни Пафф, ни Эдельштейн, ни Каллен — никто. Я полагаю, что они сдались, и некоторое время у нас будет небольшой мир. Только вот как долго он продержится?
Но рабби насторожился.
— Что значит — они не сказали ни слова? А возможность у них была? Было время для обсуждения?
— О, времени было полно, но никаких возражений, никакого обсуждения, ни одного слова, говорю вам.
Рабби ждал продолжения, но его не последовало.
— Мне это не нравится, — сказал он наконец.
— Почему? Помните, я говорил вам, что это похоже на брак? Если нет открытого разрыва, все можно уладить.
— Да, но если супруги не разговаривают вообще, если муж оскорбляет жену, а она даже не отвечает, это может означать, что она уже приняла решение и для нее это больше не имеет значения. Как мне кажется, Пафф должен был реагировать. И мне не нравится, что остальные тоже промолчали.
— Вы думаете, они уже что-то решили? Что ж, возможно. Это может быть. После того, что случилось вечером в пятницу на службе «Братства»…
Глава XIV
— Итак, Мейер, — сказал доктор Эдельштейн, пока Пафф пробирался сквозь пробку. — Мы сидели молча, как ты нас просил, и Горфинкль без проблем назначил Роджера Эпштейна председателем ритуального комитета, а Теда Бреннермана председателем комитета по распределению мест. После его лекции в пятницу вечером нас опять ткнули в это носом. И где он, твой великий план?
Сразу после заседания правления Пафф настоял, чтобы он, Эдельштейн, Каллен и Аронс поехали в его машине.
— Я обещаю привезти вас обратно через полчаса, так что у вас будет куча времени, чтобы приехать домой к завтраку. У меня есть кое-что показать вам, мальчики.
Он затормозил и остановил машину напротив Хиллсон-Хаус. Всю дорогу он хранил молчание, не поддаваясь на провокации и отвечая на их вопросы только самодовольной ухмылкой. Теперь сказал:
— Вот оно, мальчики.
Они вопросительно посмотрели друг на друга и затем на него.
— Что — оно, Мейер? С тобой все в порядке?
Он взглянул на Эдельштейна и обернулся назад, где сидели Каллен и Аронс.
— То, на что вы смотрите, джентльмены, — место для нового храма. Плюс превосходный участок берега. Ты сказал, что выйдешь из конгрегации, Ирвинг, и я ответил, что идти тебе некуда. Что ж, — он обвел рукой лежащее перед ними пространство, — вот место.
Они молчали, но Паффа это не смутило; в тишине его глубокий бас уже просто рокотал.
— От каждого из нас храму отломился большой кусок пирога. И я — нет, мы — мы позволим кучке выскочек помыкать нами и указывать нам, кто в доме хозяин и где наше место?