В якутской тайге
Шрифт:
Все же он сделал областникам уступку, разрешив организовать при якутской экспедиции осведомительный отдел для работы среди населения. В знак идейной солидарности символом сибирской автономии было признано бело-зеленое знамя. Пепеляев в свою очередь приказал своему отряду надеть вместо кокард бело-зеленые ленты. А перед отплытием в Якутию в наказе личному составу он определенно высказал свои областнические чаяния по отношению к Сибири.
Была еще одна сила, с которой пепеляевцам следовало бы считаться. Силой этой был народ, отрицательно относившийся к их затее. Еще в Харбине полпред Озорин предостерегал
Несмотря ни на что, Пепеляев готовился к отплытию. Дитерихс в последний раз попытался задержать его. Он прислал на корабли «контрольную правительственную комиссию» для задержания дезертиров из приморской армии. Но те благополучно съехали с пароходов на противоположный берег, а когда комедия осмотра закончилась, с шутками и смехом возвратились обратно.
Ворчливо шумело море. Волны с тяжелыми вздохами набегали на прибрежный гранит и с рокотом откатывались назад — в безбрежный морской простор, как бы пытаясь догнать «Батарею» и «Защитника», увозивших на далекий север «сибирскую добровольческую дружину» Пепеляева.
Во Владивостоке остались теперь только интендантский груз «сибирской дружины» и небольшая часть людей, которые должны были выехать в Якутию со следующим, третьим зафрахтованным пароходом «Томск», находившимся еще в плавании и не возвратившимся во Владивосток.
Перед отъездом из Харбина Пепеляев вел переговоры с эсером Калашниковым, который обещал в случае удачи белогвардейского похода в Якутии поднять восстание в Иркутском районе. Для этой цели Калашников получил от Пепеляева аванс в сумме 5 тысяч золотых рублей.
Все было предусмотрено, все было подготовлено, оставалось только заарканить свободный якутский народ, чтобы потом двинуться на Советскую Сибирь к Россию.
Через несколько дней после выхода из Владивостока «Батарея» и «Защитник» подходили к высокому скалистому мысу, освещенному алыми лучами угасающего солнца. Впереди, поднимая белоснежную пену, шла канонерская лодка, в кильватере за ней двигался черный пассажирский пароход. Осторожно лавируя, они медленно подошли к маленькой бухточке, окаймленной лесистыми сопками. На берегу виднелись немногочисленные постройки. Это и был порт Аян на Охотском море.
Еще несколько десятков лет назад на этом месте существовал небольшой, но довольно оживленный торговый городок. Значение его как пункта торгового обмена с иностранцами выходило за пределы Якутской области и распространялось на всю Восточную Сибирь. Но впоследствии, с созданием более удобных портов в Николаевске-на-Амуре и во Владивостоке, Аян постепенно пришел в упадок.
Из его древних построек на северном берегу бухты сохранились лишь шесть почерневших зданий — баня, три больших склада, кузница и маленькая ветхая церковь. Об остальных постройках печально напоминали лишь гниющие столбы и кучи битого кирпича.
На южном берегу расположилось маленькое
Не заходя в бухту, пароходы остановились. Берег казался совершенно безлюдным. Но высланный для разведки небольшой десант скоро просигнализировал, что порт Аян занят белыми, и тогда пароходы вошли в самую бухту.
На «Защитник» в сопровождении представителей областного управления прибыл «командующий армией» корнет Коробейников. Из его доклада Пепеляеву стало ясно, что восстание белогвардейцев окончилось полной неудачей. Из войск мятежников только около трехсот человек отступили к Аяну и около двухсот — к г. Охотску. Внутри же области остались лишь разрозненные банды.
По последним оперативным сводкам было установлено, что передовые силы красных находятся в двухстах сорока верстах к западу от Аяна — в поселке Нелькан — и что они намерены через Джугджурский хребет проникнуть в Аянский район для окончательной ликвидации разбитых и деморализованных остатков белогвардейцев.
Таким образом, обстановка для Пепеляева оказалась не только печальной, но и совершенно неожиданной. Он ехал сюда поддержать «народное восстание», а теперь выходило, что нужно все начинать сначала.
Мрачным мыслям генерала соответствовала надвигавшаяся темная осенняя ночь. С последними лучами уходящего солнца в низины поползли седые облака холодного тумана. С моря потянуло пронизывающей сыростью, у берегов заплескались, зашумели ворчливые волны.
Пепеляев вел переговоры с Коробейниковым и «общественными деятелями» — купцами и промышленниками Д. Г. Борисовым, П. Д. Филипповым, Юсупом Галибаровым и С. П. Поповым — в ярко освещенной уютной кают-компании «Защитника». Обрисовав обстановку, генерал высказал соображение о необходимости возвратиться во Владивосток. Представители Аяна, наоборот, считали целесообразным начать поход. Они настаивали на немедленной высадке прибывших войск. Они ручались чем угодно и даже «своими головами и жизнью своих семейств» за успех антисоветской борьбы в Якутии.
Всячески пытаясь удержать дружину, таежные дипломаты соблазняли Пепеляева наличием больших запасов оружия, огнеприпасов и продовольствия, уже закупленного ими у иностранных торговых фирм. Они пытались создать у генерала впечатление, что якобы местное население настроено антисоветски, и приводили для этого «подлинные факты». В то же время они скрыли настоящее положение дел, во всяком случае, не сообщили о том, что отношение якутов и тунгусов к белым стало враждебным, особенно после зверств над мирным населением, учиненных Коробейниковым.
Чтобы еще больше убедить генерала в правоте своих слов, купцы представили ему специально подготовленных тунгусов-оленеводов. Бесхитростные большие дети тайги, обманутые своей знатью, заявили:
— Сказывают, большевик отберет всех оленей, все обчей делает. Так жить тайга нам нельзя — все пропадем. Однако худой человек большевик, надо воевать с ним.
Разговор с тунгусами подействовал на Пепеляева особенно сильно, и он твердо решил начать антисоветский поход.
Довольные успехом своей миссии представители якутского кулачества покидали «Защитник».