В закоулках Мироздания
Шрифт:
Вот уж подобного я никак не ожидала, и поэтому с трудом поверила своим ушам… Взять моих деток?! Я-то думала, что теперь нас будут окружать сплошные «нельзя». Сказанное капитаном заставило меня по-новому взглянуть на него. Это же уму непостижимо – он всерьез хочет взять детей обследовать пещеру и гору! Несмотря на опасный подъем, ну и вообще… Вот это я понимаю – человечище. Да узнай об этом Вера Анатольевна – ее бы точно кондратий хватил. На предложение Серегина я смотрела очень даже положительно. Однако, бросив взгляд сперва на небо, потом на горы, а уж потом на капитана, я с сомнением покачала головой:
– Товарищ капитан,
Капитан Серегин пожал плечами и кивнул:
– Хорошо, Птица. Пусть так и будет. Всегда надо слушать специалистов. Сегодня, сразу после того как поедим, мы поднимемся к пещере и все там осмотрим, а уже завтра пойдем на вершину горы. Эта пещера хорошо подходит для того, чтобы свить в ней гнездо, если у нас не будет другого выбора.
– Ну так что, товарищ капитан, перекусим? – вернулась я к насущным проблемам, обеспокоенная тем, что мои дети обедали довольно давно – в половине первого, а сейчас, по моим прикидкам, по нашим часам должно быть уже около восьми – время ужина, а мы к тому же еще и полдник пропустили.
– Перекусим, – согласился он, и, подозвав Нику, стал давать ей какие-то распоряжения, а я, собрав своих гавриков, объявила, что сейчас будем ужинать.
Я наконец вспомнила о своем выключенном телефоне. Включив его, я с большим удивлением обнаружила, что часы показывают десять часов, хотя здесь, в этом мире, перевалило, судя по всему, чуть за полдень. Ничего себе – как время быстро пролетело! Да ведь в этот час в лагере уже ко сну готовятся! Непринятый входящий от Инки вновь напомнил мне о родном лагере, и тревожное чувство необратимости произошедшего опять кольнуло где-то под ложечкой, но я, тряхнув головой, решительно отогнала его от себя. «Я подумаю об этом завтра» – решила я, пользуясь девизом одной литературной героини, и тут же на ум пришла другая цитата: «не живи уныло, не жалей что было, не гадай что будет, береги что есть». Вот и не буду предаваться мрачным раздумьям и сожалениям, буду беречь моих гавриков, в конце концов, мы попали сюда случайно – никакой моей вины в этом нет.
И вот мы все, включая и людей в камуфляже, чинно сидим под деревом. Вернее, чинно – это мы с детьми сидим. У нас на газетке разложены наши скромные припасы: четыре помидора, три яблока, несколько кусочков хлеба и два яйца, предусмотрительно приныканные с завтрака. Не Бог весть какое угощение, но ведь мы и собирались ненадолго… Антон обрадовал – он достал из своего рюкзака и выставил на наш импровизированный стол целую полуторалитровую баклажку компота – нашего, столовского – видать, кто-то сердобольный из лагеря налил ему перед отъездом, на дорожку.
А вот бойцы, сидящие рядом с нами, в это время привычно и деловито совершали нечто, похожее на алхимические манипуляции. Мы, забыв про еду, во все глаза наблюдали за Никой, расположившейся к нам ближе всех. Она достала из своего рюкзака небольшую картонную упаковку и вытащила оттуда несколько ярких пакетиков. Затем вскрыла один плоский пакет, и мы увидели странное металлическое приспособление. Ника ловко подковырнула края и
– Доблестным бойцам Российской Армии необходим полноценный рацион питания, включающий в себя горячую пищу, богатую полезными веществами! – продекламировала она, подняв палец кверху, и добавила, – ну, а поскольку вы теперь тоже в нашей команде, то и вам полагается паек.
Через несколько минут Ника сняла пакет и открыла его. Божественный запах тут же проник в наши ноздри, вызывая обильное слюноотделение и заставляя бурчать пустые желудки. Таким образом она разогрела несколько пакетиков, после чего вручила нам пластиковые ложки из того же картонного пакета.
– Давай, молодые бойцы, налетай! – сказала она при этом.
Надо было видеть, с какой жадностью дети поглощали еду, причем я от них не отставала. Рис с курицей, паштет, еще что-то – все это Янка, не избалованная разносолами, охарактеризовала одним словом: «Объедение!» Ника вскрыла еще несколько пакетиков, которые не требовалось разогревать.
– «Яблочное пюре», – прочитала Янка на упаковке, которую только что тщательно выскребла ложкой. Она бы наверняка еще и языком вылизала, если б никто не смотрел…
– Спасибо, тетя Ника, – сытая и довольная, вежливо поблагодарила она.
– Не «тетя Ника», а «товарищ сержант», – поправил ее Митя.
– На здоровье, боец Заяц! – улыбнулась Ника и ласково потрепала смущенную девочку по макушке.
Словом, мы все уминали армейский паек за обе щеки и при этом нахваливали, и только один Антон с кислым видом вяло ковырялся в контейнере, меланхолично прихлебывая свой компот.
– Что, невкусно? – спросила я.
– Боюсь, что мне такое нельзя… – он поднял на меня свои страдальческие глаза, – у меня гастрит… и печень больная…
Я заметила, что Ника незаметно наблюдает за нашим диалогом.
– Но есть-то надо! – попробовала я переубедить Антона, который был уверен, что страдает множеством разных болезней, в большинстве своем реально не существующих.
– Да у меня и аппетита что-то нет… – тихо проблеял в ответ Антон, медленно поднося ложку ко рту, словно делал это под дулом пистолета.
– Антон, может, съешь хотя бы яйцо? – настаивала я. – С помидоркой…
– Мне противопоказан холестерин… – последовал его печальный ответ, – а помидоры немытые, наверно…
Тем временем Ника все внимательнее поглядывала на Антона, и в ее взгляде начало появляться нечто, из-за чего мне стало ясно, почему ей дали такой позывной.
– Ну хоть хлеба поешь! – уговаривала я Антона, как маленького ребенка.
– Я белый хлеб вообще не ем… – решительно замотал он головой.
– Ну тогда галету попробуй, – убеждала я его, чувствуя, что во мне проснулся какой-то спортивный азарт накормить нашего тощего хореографа.
– Я не люблю галеты… – при этих словах Антон даже поморщился, как будто я предложила ему отведать какую-то гадость.