В заповедной глуши
Шрифт:
её разбудить.
Поёрзав но тумбочке, Валька посмотрел на Витьку - и выпрямился, как ужаленный.
Витька смотрел на него. Смотрел и слабо, но отчётливо улыбался. Глаза у Витьки
были бестолковые и сонные.
Мягко соскочив с тумбочки, Валька бухнулся на колени возле кровати. Зашептал:
– - Ты меня слышишь? Слышишь, да?! Ты живой, здорово, ты живой... а вот смотри,
Алька тоже тут, вон она спит, она устала очень, сидела тут... Ты как, тебе не больно?
_____________________________________________________________________________
1. Стихи А. Ахматовой
212.
Витька пошевелил губами и что-то такое изобразил лицом - это было похоже на гримасу новорожденного котёнка. Валька продолжал строить догадки:
– - Ты пить хочешь? Тебе медсестру позвать? Тебе Альку разбудить?
Прежде чем он договорился до предложения станцевать посреди палаты, Витька, всё это время морщившийся, выдавил из себя что-то похожее на шёпот. Валька от радо-сти только что не взлетел под потолок и, нагнувшись ниже, затрещал:
– - Ты чего сказал? Я не слышал! Ты ещё раз повтори, только чтобы я слышал, а то я не
расслышал...
– - Я живой?
– прошелестел Витька.
– - Ё-моё!
– взвыл Валька так, что Алька проснулась и птицей слетела к кровати...
...Вошедший через полминуты врач обнаружил:
– - очнувшегося и слабо улыбающегося раненого, которому полагалось спать ещё ча-сов шесть;
– - распластавшуюся на его подушке девчонку, поливающую эту подушку слезами и пулемётными очередями целующую раненого в лицо;
– - нелегала в белом халате на голое тело - этот стоял на коленях возле кровати, сжимал свободную руку раненого и дебильно улыбался...
33.
Поединок– назвал Валька эту мрачную картину. Траншея и луг вокруг были буквально завалены трупами в сером и ковыльном. Валялось оружие - целое и исковеркан-ное. Горела техника. Чернела и дымилась земля. На бруствере - в нескольких шагах друг от друга - стояли два человека. Тяжело, расставив ноги, ссутулившись - казалось, мож-но было слышать, как они дышат, хрипло и загнанно. Справа - русский пехотинец, без пилотки, в рваной на груди гимнастёрке с медалью "За отвагу" и окровавленной лопат-кой в правой руке. Одна обмотка размоталась. Молодое курносое лицо было усталым и яростным, коротко стриженые волосы золотились на солнце, выглянувшем из-за гори-зонта. Слева - немец, без куртки, в перемазанной кровью и грязью рубашке, на которой стали почти неразличимы подтяжки. Светлые отросшие волосы на тоже непокрытой голове шевелил ветер, белые зубы оскалены, и такое же молодое лицо - так же устало и яростно. В кулаке немца был зажат длинный кинжал, перемазанный кровью, и только на рукояти сиял блик, похожий на блик медали на груди русского.На лице русского прямо-та-ки читалось: "Не хочу я тебя убивать, не в радость мне - но у меня мамка есть, а ты её сгонишь с земли..." Но и на лице немца было написано: "Я слышал ЕЁ голос, голос Герма-нии, и он велел мне убивать - умри!" И ясно было - сейчас они бросятся друг на друга.
– Валентин, - окликнул его Михал Святославич.
– Вы приехали?!
– Валька повернулся.
– Как там Витька?! Скоро он...
– Валентин, - Михал Святославич придержал мальчишку за плечо. Тот улыбнулся:
– Что случилось?
– Случилось...
– лесник посмотрел прямо в глаза Вальке.
– Шесть недель назад в Крыму, в бою с бандитами из татарского "Адалята"...
– он перевёл дыхание, - ...смертью храб-рых пала дочь бретонского и славянского народа Мора Лаваль.
– Что?
– весело спросил Валька.
– Что-что?
С его лица сбегала краска, и оно становилось белым и плоским. Потом - серым. Как пепел.
– И ещё Жорка... обещал зайти...
– почему-то сказал он.
– Как вы говорите, что с Мо-рой?.. А, да, конечно. Вы идите, я сейчас...
– он отвернулся.
Подойдя к стопке картин, Валька свалил их в сторону. Листы картона с шорохом разъехались по полу. Пиная их ногами и со свистом дыша, мальчишка разбрасывал листы, пока не увидел то, что искал. Тогда он нагнулся и с каким-то усилием, будто свинцовый,
213.
поднял тот самый лист. Со стоном поставил его на подрамник.
Aranel Ross-i-Ernil-i-nauth
– гласила подпись под рисунком.
– Рыжая Принцесса, властительница дум...
– прочитал Валька и застонал, сжав края листа.
Мора Лаваль улыбалась ему с высокого седла, чуть наклонившись и подбоченившись - на фоне чёрного леса.
– Не прощу-у...
– прохрипел Валька, тряхнув лист.
– Не прощу, слышите, не про-щу-у... Каждого. Сам. Лично. Убью...
– Валентин, - послышался голос от порога. Мальчишка обернулся. Михал Святославич всё ещё стоял там и смотрел в упор.
– Подбери здесь всё.
– Да, - каркнул Валька.
– Конечно. Это я просто. Искал.
– И ещё, - лесник чуть прищурился.
– Если ты вздумаешь повести себя, как тряпка...
– ...и покончить с собой?
– спросил Валька и улыбнулся.
– Нет, Михал Святославич, не надо так обо мне думать. Самоубийством избавляют себя от плена или бесчестья. А за такое просто мстят. И только. Но мстят до последнего вздоха.Или до последнего врага. А русский ни с мечом, ни с кулаком не шутит. Так вы учили?
Он вспомнил, что во время последнего посещения Витька прочёл такое стихотво-рение - печальное, Валька ещё посмеялся над ним: ты что это, победа, а ты в декаданс впал...