В земле Российской Просиявший
Шрифт:
Настала очередь Колчака. Отойдя чуть подальше, чтобы взять разгон, он рывком кинулся вперёд, но на последнем шаге перед расщелиной поскользнулся, правая нога ушла чуть назад. Прыжок оказался коротким. Лейтенант, ударившись об лёд, ухватился руками за острый край левого берега, но буквально через секунду, ещё до того, как Бегичев успел его схватить, сорвался вниз в ледяную воду.
Тысячи кинжалов моментально вонзились в тело, дышать стало нечем. Ещё через мгновение он полностью скрылся в потоке. Течение медленно, но верно, понесло его на восток. Через десяток секунд, в ярде от места падения, где
К тому моменту Колчак потерял сознание. Бегичев в минуту переодел его в своё сменное бельё, понимая всю опасность холодных компрессов в такую погоду, но Александр Васильевич в себя не приходил. Только раскуренная трубка, поднесённая к губам, оживила его.
– Ну и испугали вы нас, Александр Васильевич, – истерически улыбнувшись, съязвил Иньков.
– Может быть, вам с Ванькой обратно вернуться? А я сам как-нибудь? А, Александр Васильевич? – взмолился Бегичев.
– Исключено, – хрипел Колчак. – Тут пара вёрст, а тебе ещё одному возвращаться потом. Нет, дойдём все.
– Запаслись вы ревматизмом на старости лет, – качал головой боцман.
Поварня располагалась у северо-восточного мыса острова, за большой отвесной скалой, прямо в устье небольшой безымянной речки. Скалу пришлось обходить. Шли медленнее, насколько позволяло состояние Колчака. Суставы болели, каждый шаг был неприятен, плечи пробирала дрожь.
Поварня представляла собой собранную из плавника низкую избушку, немного наклонённую к западу. Едва приоткрыв дверцу, Колчак отшатнулся назад, в ужасе выдавив из себя лишь одну фразу:
– Они умерли.
4.
Бездушная вереница экспресса «Париж – Владивосток» стучала колёсами по перетруженным рельсам Великого Сибирского пути, покрывавшего расстояние от Москвы до Владивостока, и на этом расстоянии прерывавшегося лишь единожды – в районе Иркутска, в который спешили Василий Иванович Колчак, заметно постаревший, поправившийся, с большой залысиной, и Софья Омирова. Спешили на венчание, которое должно было состояться в начале марта одна тысяча девятьсот четвертого года в Харлампиевской церкви столицы Восточной Сибири. Софья Федоровна была одновременно и рада, и расстроена обстоятельствам предстоящего праздника. Из Якутска, куда Александр Васильевич прибыл в самом конце января, он писал ей, что вынужден просить у начальства возможности откомандировать его в Порт-Артур, оказавшийся в центре событий Русско-Японской войны. Для молодого офицера это была возможность продвинуться по службе, прославиться, получить бесценный опыт. Колчак преследовал немного иные цели, рассматривая любой военный конфликт России как праведный, и прежде всего желая отстоять честь Родины. Позднее он написал о том, что его ходатайство удовлетворено, а потому, дабы не откладывать свадьбу ещё раз, настоял на том, чтобы провести церемонию в Иркутске, откуда ему предстояло отправиться на Дальний Восток, и куда теперь спешил и сам.
Якутск в эти годы был совершенно небольшим низким городком, и страшно представить, что являлся главенствующим на такой колоссальной территории. Более того, он имел даже определённый столичный лоск, насколько это позволительно полностью отрезанному в теплое время года от мира населённому пункту. Здесь работал телеграф – непозволительная роскошь, которой Камчатка добивалась ещё долго. Между Иркутском и Якутском две тысячи километров пути на лошадях, местами по Сибирскому тракту, местами просто по протоптанным вдоль притоков реки Лены направлениям. Летом преодолеть эти расстояния практически невозможно, поэтому разумные путники ждали наста.
Колчаку ждать не пришлось – стоял февраль, самый холодный в этих краях месяц. Ночевали на санях под шерстяными накидками, движение начинали на заре. Сейчас сложно представить, что такой сравнительно небольшой путь мог стоить целого месяца человеческой жизни. Впрочем, здесь не особенно ценной.
Иркутск показался на горизонте утром двадцать седьмого февраля. Величественная Ангара, в одиночку компенсировавшая весь годовой приток древнего озера, дышала огромными чёрными полыньями. Здесь было и обилие каменных домов, и мощённых улиц, и стабильная связь с остальными городами державы. Предстояло сдать все дела и устроить своих путников. Венчание Колчак назначил на пятое марта, со дня на день ожидая прибытия своей невесты, темноволосой статной аристократки.
Харлампиевская морская церковь была хорошо знакома Колчаку – тут его благословляли на предприятие, из которого он имел счастье вернуться живым и почти невредимым. Беспокоили мысли о том, что так и не удалось отыскать никого из миссии барона Толля – то, что в поварне он принял за замёрзшие тела, оказалось лишь обледеневшими инструментами и полушубками.
5.
Город Дальний уже не прельщал роскошью своих теннисных кортов, а Порт-Артур вкруг ощетинился тяжёлыми артиллерийскими батареями. Если у России всего два союзника – армия и флот, то столько же и врагов – безалаберность и лень. Ещё в начале войны выяснилось, что снаряды для новейших пушек, нацеленных сейчас в Восточно-Китайское море, лежали на складах Владивостока, вместо тех, нужных самой городской крепости, уехавших по КВЖД – Китайско-Восточной железной дороге – на юг. Командование покорно дождалось, пока японцы перекроют все доступные пути для сообщения Порт-Артура и Дальнего с Россией, так и не исправив этой ошибки.
Александр Васильевич вышагнул на перрон города-крепости восемнадцатого марта одна тысяча девятьсот четвертого года. Первое же, что он сделал – это встретился со Степаном Осиповичем Макаровым, адмиралом и знаменитым полярником, к которому не раз набивался в попутчики в его арктических странствиях, и доподлинно считал своим учителем, сейчас являвшимся главкомом Тихоокеанской эскадры, ушедшей сюда из Владивостока. Офицеров познакомил Кронштадт, а теперь они стояли здесь, возле его рабочего стола, за десяток тысяч вёрст от Финского залива.
– Александр Васильевич, ну поймите же вы, голубчик. Это никак невозможно.
– Степан Осипович, и вы меня поймите, пожалуйста, тоже. Штабная работа меня утомляет. Я и не за тем сюда приехал. Поверьте, в Петербурге сейчас намного комфортнее.
Конец ознакомительного фрагмента.