В зеркале сатиры
Шрифт:
Уж, конечно, директор не подметает пол, не продает газированную воду и не рисует рекламных плакатов.
Чем же он все-таки занят? Общими вопросами.
Но какие могут быть в кинотеатре общие вопросы, кроме совершенно конкретного вопроса о фильме, который сегодня демонстрируется?
У нас множество мелких коммунальных, бытовых и культурных учреждений. И за любым прилавком, за каждым окошечком видим мы внушительную фигуру директора. Хотя такими учреждениями-малютками великолепно мог управлять и нести материальную ответственность либо старший мастер, либо завхоз. А общественность помогала бы ему и
А ведь, ей-ей, не надо приставлять к Митричу директора. Практика показала, что он и сам хорошо знает, можно ли превратить шкурку молодого олененка в отличную шапку и сколько на подобное превращение потребуется времени.
ГОРЯЧАЯ ПРОФЕССИЯ
— Да, есть на свете горячие профессии, — задумчиво сказал Павел Иванович. — Ведь сознает иногда человек, что жизнь свою фактически ставит на карту, а ничего поделать не может: сам же, по доброй воле, взялся за дело, на котором и сгореть можно.
— Бывает, — согласился я. — Возьмите хотя бы, для примера, проходчиков шахт, моряков, геологов…
Мы сидели в лодке посреди озера и мирно беседовали. Утренний клев кончился, наши удочки неподвижно замерли, будто впаянные в застывшее озерное серебро. Даже стрекозы, опускаясь на шаткие вершины поплавков, не в силах были пошевелить их.
Павел Иванович, завзятый рыбак, с которым я регулярно встречаюсь то на одном, то на другом водоеме, укрепил удилище и закурил.
— Про этих вот разведчиков недр вы правильно упомянули. Бывают у них происшествия, приходилось читать в газетках. Но все ж таки не тот коленкор.
— Что значит — не тот?
— Да так вот, как слышали.
Я горячо заступился за геологов. Встречаются на их пути бурные горные речки, водопады, провалы, но должны они идти, повинуясь долгу…
— Провалы, говорите? А вот слушайте, какой случай произошел вот тут, на этом самом озере. По последнему льду было дело. Никто на озеро и ступить не решался, а он пошел. «Меня, говорит, долг зовет». Ему с берега кричат, чтобы левее, к камышам держал, где мельче, а он бесстрашно идет на самый омут. Ну и провалился. Пока по берегу бегали, доски от заборов отдирали, он и утонул, сердешный…
Откуда-то налетели стрижи и начали охотиться за стрекозами. Их быстрые тени, скользящие по зеркальной глади озера, распугали даже крутившихся вокруг поплавков беспечных мальков. В доме отдыха, на другом берегу озера, заиграл баян: началась утренняя зарядка.
— Согласитесь, что трагическое происшествие, о котором вы, Павел Иванович, рассказали, — заметил я, — результат случайности. А те, кто ищет подземные клады, рискуют жизнью каждодневно. Представьте себе безлюдные просторы Сибири, пятидесятиградусные морозы, бешеную вьюгу…
— Представляю. В здешних местах, конечно, такого не бывает. Но и у нас замерзают люди.
— Как замерзают?
— Обыкновенно, как в той песне про ямщика. Позапрошлой зимой стряслась беда. Клева, как сейчас вот, — никакого. Ветер подул, метель поднялась. Сидим мы на базе, скучаем. А он пошел. Ему и пройти-то до села нужно было не более трех километров. А он сбился с дороги и во степи глухой…
Баян
— И много тут бывает таких происшествий?
— С печальным исходом пока два. Третий под вопросом. В больнице, бедняга, лежит. Может быть, еще и отойдет…
Развернув лодку, я направил ее к видневшейся вдалеке рыболовной базе. Сбегая с весел, тяжелые капли звонко падали в озеро.
К причалу со всех сторон съезжались удильщики в надежде дождаться вечерней прохлады, когда, может быть, и начнется клев. Пристали и мы.
На берегу, в тени ракит, рыбаки сбрасывали тяжелые рюкзаки и располагались на отдых. Многие приступили к завтраку. На плащ-палатках, клеенках, а то и просто на вдвое сложенных газетных листах появилась нехитрая рыбацкая снедь: кружки колбасы, консервы, плавленый сыр, круто сваренные яйца. Кое-где начали открывать бутылки…
Это стихийно возникшее застолье неторопливо обходил высокий, еще нестарый человек в ладно скроенном спортивном костюме. Наверное, всем он тут был знаком, его то и дело окликали:
— Петрович, заглядывай к нам!
— Семен Петрович, присаживайся!
— Пригубите, дорогуша!
Когда мы тоже уселись завтракать, я спросил Павла Ивановича:
— Кто такой?
— Директор нашей базы. Недавно назначенный, но уже вошедший в известность. Первый, как я уже говорил, в разгоряченном виде захотел доказать оробевшим рыбакам, что лед еще крепок. Второй, тоже разгоряченный, вызвался прорваться сквозь пургу в сельпо за «добавкой». Третий по причине алкоголизма врачам передан, а этот вот будет четвертым. Видать, крепкий мужик: пьет и не закусывает.
«Крепкий мужик» прошел мимо нас, заметно пошатываясь.
— Что ж они так не берегут себя? — опять спросил я. — Ведь в конце концов никто их не заставляет…
— На первых порах берегут, конечно, остерегаются. Но ведь сюда разные люди приезжают. Одни с удочкой посидеть, другие — пображничать. У одного четвертинка в «заначке», которую он скорее всего только дома откроет, с супружницей и тещей. А другой выложит целую батарею: тут тебе и виньяк, коньяк, и виски. Какой только отравы иной раз не навезут! И к директору с ножом к горлу: выпей да расскажи, где рыба клюет, на какую снасть ловить, какую насадку выбрать. Откажется директор — смертельная обида. У нас иной раз так на брань не обижаются, как на отказ от рюмки. Вот и выходит: держится-держится человек, а потом сдает…
Солнце поднялось высоко, щедро разогрело землю и окончательно сморило рыбаков. Попрятав припасы в рюкзаки, они уже дремали кто где мог. Павел Иванович выбрал укромное место в густом кустарнике, и мы тоже улеглись на траве.
На берегу стало тихо. Только откуда-то издалека доносился чей-то голос:
— Петрович, слышь, Петрович! А если тут нахлыстом попробовать? Скажи, выйдет толк?
Ответ был невразумительным и явно шел вразрез со всеми известными мне наставлениями по ужению язя.