В желанном плену
Шрифт:
Мы оба заканчиваем.
— Оставаться поблизости.
Мой отец говорил мне это изо дня в день.
Он кивает.
— Он видел, как всё произошло, малышка. И я слышал это в его голосе. Страх. Это как то, что он не может перебороть. Наблюдать за тем, как твоего ребенка накачали наркотиками и погрузили в багажник фургона… я даже не могу представить, на что похоже это чувство.
Мой голос вздрагивает.
— Нет. Нет, это было не так. Я упала. Сломала свою руку и отключилась. Я пришла в себя в больнице.
Нокс берет меня
— Малышка. Да, ты очнулась в больнице. Спустя неделю.
Мой желудок скручивает, и у меня отвисает челюсть, с открытым ртом я со свистом учащенно дышу.
Чувствуя, что бледнею, спрашиваю:
— Кто это был?
Нокс пожимает плечами.
— Кто-то неизвестный твоему отцу. Просто работник со своей женой. Твой отец получил зацепку от другого работника, который подслушал что-то подозрительное, и тебя нашли на следующее утро в коттедже недалеко оттуда. Жена была в истерике, потому что ты не просыпалась. Она бросила тебя на прибывших медиков, умоляя их, чтобы они помогли. Немного иронично то, что человек, который подверг тебя опасности, вообще не хотел причинять тебе вреда.
Он продолжает:
— Но я полагаю, отчаянные времена требуют отчаянных мер. Видишь ли, у них был сын, который был болен и им нужны были деньги на операцию по пересадке органов. Они пытались достать деньги из других источников, но им их просто не хватало. Они обращались к церкви для сбора средств, просили о помощи по телевидению, даже просили денег у твоего отца, который, к слову сказать, дал им двадцать тысяч долларов. Но этого просто не хватало. Поэтому, они попытались потребовать выкуп.
Уже не заботясь о своей истории, я тихо спрашиваю:
— Что с ним случилось? С сыном.
Нокс медленно качает головой, и я неожиданно переполнена эмоциями по поводу семьи, которую даже не знала. Закрываю лицо руками, мое тело трясется от тихих рыданий.
Он добавляет:
— Мужа с женой посадили в тюрьму, но муж взял большую часть вины на себя, поэтому жена с помощью твоего отца получила условный срок. Вскоре после того, как мужа перевели в тюрьму, сыну стало очень плохо, и он не дожил до операции. Жена покончила жизнь самоубийством неделей спустя, а еще через неделю, муж был тоже найден мертвым в своей камере.
Я не могу больше этого слушать. Я заикаюсь от дрожащих вздохов.
— Прекрати. Не нужно больше. Я не могу. Хватит, пожалуйста.
Это трагедия. Чертова трагедия.
Я потрясена этой информацией. И неожиданно, ничего больше не кажется плохим в моей жизни. Всё еще всхлипывая, я шепчу:
— Почему им никто не мог помочь?
Лицо Нокса становится мягче.
— Люди пытались помочь, малышка, но иногда этого просто недостаточно.
Злость сочится из меня, когда я кричу:
— Мой отец мог бы помочь им! Он мог бы дать им деньги! Всю сумму! Мы, бл*дь, богаты, Нокс!
Он смотрит мне прямо в глаза. Он не отвечает. Не может спорить. Ведь знает то, что я только что сказала —
Он обнимает меня, чтобы я уснула, пока я тихо плачу.
***
— Малышка, просыпайся, — шепчет Нокс мне на ухо. Я тихо постанываю и шлепаю по лицу возле своего уха, задевая его щеку. Нокс сдавлено смеется. — Ну, давай же, принцесса. Вставай.
Мои опухшие, будто бы засыпанные песком, глаза открываются, а в комнате полностью темно.
Совсем нет солнечного света. Я смотрю на часы на прикроватной тумбочке и вижу — 5:47 утра.
Какого хрена?
Отталкивая Нокса, я бормочу:
— Отстань. Я сплю.
Его руки обнимают меня за талию, и он хрипло смеется.
— С добрым утром, малышка.
Я говорю с сарказмом:
— Это не утро, Нокс! Это же долбаный рассвет.
Притягивая меня ближе к себе, он говорит:
— Вот сейчас ты проснулась и можешь меня поцеловать.
Хотя это звучит очень даже заманчиво, но действительность напоминает мне проинформировать его.
— Ты знаешь, у меня так пересохло во рту, и мое утреннее дыхание тебя просто вырубит. Поэтому нет. И я уверена, что у меня засохли слюни вокруг рта из-за того, что я проплакала всю ночь.
Прижимая мою голову к своей груди, его тело трясется от беззвучного смеха. И я улыбаюсь, обнимая его. Забавляясь, он соглашается:
— Довод принят. Но как только ты почистишь зубы, я получу свой поцелуй. А теперь поднимайся и иди одеваться. У нас не так много времени.
Что?
В данный момент, моя растерянность настолько постоянна, что люди могут подумать, что я «особенная».
— Куда мы идем?
Выбираясь с кровати, он говорит:
— Это сюрприз. Поэтому собирай свои вещи. И побыстрее.
Выкатываясь из кровати, я говорю своим лучшим похотливым голосом:
— Ох, малыш. Я обожаю, когда ты отдаешь приказы.
— Лили, — звучит строгое предупреждение.
Мы оба принимаем душ и одеваемся в мгновение ока. Я надеваю спортивные штаны и майку, но Нокс берет одну из своих курток и накидывает ее мне на плечи. Он одет в свои обычные черные штаны-карго и черную футболку, но еще надевает куртку и бейсбольную кепку. Я вздыхаю, он выглядит так, будто бы сошел со страниц спортивного журнала.
Я подхожу и переплетаю наши пальцы. Он сжимает мою руку и шепчет:
— Нам нужно быть тихими.
Мы крадемся по дому, и как только достигаем двери главного входа, я прищуриваюсь, когда вижу, как Нокс поднимает заранее приготовленную сумку, которую он оставил в холле. Выходим в дверь, он ведет нас к жутко черному сталкерскому фургону, и мое сердце замирает.
Мы уезжаем отсюда. Я имею в виду — на свободу! Я не могу стереть улыбку со своего лица.
Я бегу вприпрыжку к фургону, а Нокс широко улыбается, покачивая головой, будто бы я ненормальная. Мне даже разрешают сесть на переднее сиденье. И без повязки на глазах!