В железном веке
Шрифт:
В гости ездили иногда очень далеко, так что приходилось ночевать вне дома. Мария привыкла жить в гостиницах, поздно ложиться, привыкла, чтобы утром официант в черном фраке подавал ей не раньше одиннадцати кофе в постель. Всему этому надо было научиться, а иной раз и стерпеть обидные замечания. В отсутствие родителей с детьми спала Карен; и когда Мария возвращалась, они смотрели на нее, недоумевая: почему все идет теперь по-новому? Неужели она начала пренебрегать ими? Иногда их взгляд ранил ее в самое сердце. Но Йенс был ее мужем и первый имел на нее все права.
Счастье улыбнулось не одному Йенсу Ворупу — вся округа, вся крестьянская Дания — по крайней мере так представлялось людям
Правда, здесь, как и везде, люди понимали, что все идет не так, как надо. Страна имела необычный вид — что зимой, что летом; она утратила свой облик, труд и плодородие больше не украшали ее, она казалась опустевшей и словно обритой наголо. Но Йенс Воруп не сетовал; может быть, он даже перестал это замечать. Трудно было сказать, осталось ли в нем хоть что-нибудь крестьянское. От азартной игры он тоже отказался! Теперь уже незачем было мечтать о разведении канадской чернобурки, или играть в лотерею, или спекулировать лошадьми, — действительность была сказочнее сказки, будни — фантастичнее самых необузданных фантазий. Только протяни руку! И Йенс Воруп весело и бодро протягивал ее. «Я ведь только скромный практик, — сказал он однажды в ответ на хвалы. — Я, словно корова, ищу лужайки, где трава посочней да получше».
Чтобы преуспевать и делать дела при данных обстоятельствах, особой фантазии не требовалось, в этом Йенс был прав.
Казалось, само провидение взяло на себя заботу об успехе и поощряло любое начинание. Даже самым смутным намеком на удачную сделку не пренебрегали, все шло в ход. Достаточно было старого корыта, чтобы основать пароходную компанию, как оно и случилось на ручейке Скьерн.
А в столице это было еще легче. Суда? Зачем пароходной компании суда? Дельцы продавали новые суда, на которые еще не было заказа, которые даже еще не строились; выдавали переводные векселя на суда, которые были еще только в проекте, с тем что они будут учтены, как только суда выйдут из верфей! Правда, перспективы эти были весьма отдаленными, ко векселя все же перепродавались, и с неизменным барышом. А почему нельзя действовать таким же образом и здесь? Подобного рода кораблевождение не требует особого искусства!
Группа сельских хозяев из Эстер-Вестера во главе с Йенсом Ворупом взяла несколько тысяч из банка и вложила их в такое пароходное общество — просто ради курьеза. У этого общества не было на море ни одного судна, вся
Все же ему однажды удалось поразить ее! Он вел себя за последнее время весьма загадочно, когда бывал дома, ездил каждое утро в Фьордбю, и в его лице появилось что-то новое, чего Мария до сих пор не замечала, — нижняя челюсть приобрела выражение ожесточенного упорства; у американских датчан видела она такие челюсти. И вечно он с Арне шушукался, — наверное, у них были какие-то планы.
И вот однажды, стрекоча и ревя мотором, въехал во двор новый большой автомобиль и подкатил к парадному крыльцу. Дверца распахнулась, и из машины выскочил Арне.
— Мне поручено, господа, пригласить вас прокатиться! — провозгласил он. А внутри за ветровым стеклом сидел Йенс Воруп и ухмылялся.
Это произвело ошеломляющее впечатление. Из прачечной и конюшен выскочили работники, чтобы полюбоваться вместительным семейным автомобилем.
Мария и девочки быстро надели пальто и уселись в машину; Йенс Воруп решил немножко покатать их. Но не успели они опомниться, как очутились в Фьордбю, и машина остановилась перед кафе.
— Угощаю кофе с пирожными! Отпразднуем нашу покупку, — заявил Йенс Воруп.
— Вот это действительно экипаж, до чего быстро несется и как мягко покачивает! — Мария была в восторге.
— Да, теперь, есть в чем разъезжать по своим делам, — сказал Йенс Воруп. — Роскошь, а не машина! Правда, ребятки? И стоила не так уж дорого, —обратился он к Марии.
Однако, сколько она стоила, Йенс все же не пожелал ей открыть.
X
Йенс и Мария стояли на освещенной утренним солнцем площади Ратуши и ждали трамвая, который шел в предместье Брэнсхой. По настоянию Марии, они только что побывали в Глострупе: раз они уже здесь, заявила она, надо посмотреть и садоводство. Во время своих прежних поездок в столицу Йенс не стал бы тратить на это драгоценного времени, да и сейчас был от плана жены отнюдь не в восторге; когда он приезжал сюда, дел у него бывало по горло, а сегодня особенно.
Все же они отправились. Нельзя было сказать, чтобы садоводство представляло собой приятное зрелище. Оказалось, что оно состоит из полуразвалившейся хибарки бедняка крестьянина и нескольких тонн невозделанной земли; все было пусто, заброшено и имело лишь ничтожную часть прежней ценности, когда Йенс Воруп приобрел его. Он это отлично понял, но не хотел признать своего поражения ни перед Марией, ни перед собой.
— Можно считать, что мы его просто отдали в аренду садовнику, — сказал он. — Очень скоро город разрастется и дойдет сюда, и тогда этот участок с руками оторвут! Но я все равно его сбуду раньше, — незачем навязывать себе на шею то, чему не можешь посвятить все свое время.
Сейчас следовало бы осмотреть и участок для виллы в Брэнсхое, по крайней мере отделаешься. Здесь земельные участки для застройки уже в цене. Ведь Брэнсхой так замечательно расположен, с широким видом на город.
— По статистическим данным, это самая здоровая часть Копенгагена, — говорил Йенс пока они ходили и искали. Участков для застройки было сколько угодно, выбор был большой и решить оказалось нелегко. Йенс, наконец, остановился на большом красивом угловом участке, который в весьма недалеком будущем вполне мог подойти для дома и магазина. Плана участка у него не было, но, судя по описанию, участок годился.