В. Маяковский в воспоминаниях современников
Шрифт:
Некоторые авторы воспоминаний выражали уверенность, что комедии "Клоп" и "Баня" еще получат второе сценическое рождение.
Художник Л. И. Жевержеев писал в 1940 году в сборнике "Маяковскому": "Убежден, что придет время, и драматургия Маяковского попадет наконец для осуществления на сцене в руки мастеров и гениальное слово Маяковского прозвучит и со сцены в подобающей для его автора форме".
О работе над пьесами "Клоп" и "Баня" в театре В. Э. Мейерхольда подробно рассказали и сам постановщик, и И. В. Ильинский, исполнитель роли Присыпкина, и артистка М. Ф. Суханова, и другие участники.
Мы знаем, каким многосторонним было дарование Маяковского: поэт, художник, плакатист, чтец, оратор, публицист. Когда знакомишься с воспоминаниями о постановках его пьес, начинаешь понимать: была еще одна важная грань – Маяковский – работник театра. Причем речь идет не только о нем как драматурге, но и участнике постановок, авторе смелых режиссерских решений, активном помощнике художественного руководителя.
Он "был сведущ в очень тонких театральных, технологических вещах, которые знаем мы, режиссеры, которым обучаются обычно весьма длительно в разных школах, практически на театре и т. д., – утверждает Мейерхольд.– Маяковский всегда угадывал всякое верное и неверное сценическое решение, именно как режиссер".
Выразительные примеры режиссерской работы Маяковского приводит И. В. Ильинский (эпизод с показом Присыпкина, симулирующего тяжелое недомогание и др.).
Поэт не принадлежал к тем авторам, которые считают, что все сказано в тексте, театр должен только "донести" слово до зрителя. Он с большой серьезностью относится к специфике театра, к его законам. Это знание необходимо не само по себе – оно должно быть подчинено раскрытию идейно–образного зерна пьесы. Стоит только увлечься самоценными режиссерскими решениями, как спектакль начнет "заслонять" пьесу. В некоторых воспоминаниях говорится о том, что автора "Бани" не во всем удовлетворила постановка. Он чутко реагировал на "отлет" режиссерской фантазии от внутренней логики движения характеров.
Характерно с этой точки зрения свидетельство М. Ф. Сухановой, игравшей Полю. Ее разговор с Фосфорической женщиной (исполнительница – 3. Н. Райх) – один из важнейших моментов в пьесе: забитая, замороченная Победоносиковым Поля пришла "просто за справкой, что такое социализм". Все, что рассказывал ей об этом Победоносиков, "механический" человек, – "все это как-то не смешно". По воспоминаниям М. Ф. Сухановой, З. Н. Райх с гордостью говорила Маяковскому, как "здорово принимается" этот разговор.
"Сцена была построена так: Фосфорическая женщина и Поля шли по движущемуся кругу. Получался ход на месте. Поля шла с распущенным светлым зонтом, вся в голубом; Фосфорическая – в светло–сером, с красной шапочкой на голове. Освещенные снопом света от прожекторов две женские фигуры, движущиеся по кругу, были очень эффектны, и публика всегда аплодировала в этом месте. На слова Райх Маяковский зло сказал: "Топают две тети и текст затопали, ни одного слова не разберешь!" Да, текст тут был для Поли очень важный, и сцена эта должна была быть очень трогательной, а хлопали режиссеру и художнику, но не актрисам".
Неуспех "Бани" был использован литературными противниками Маяковского – раздаются голоса о закате его таланта, отрыве от современности. Последние годы жизни поэту приходится непрерывно отбиваться от нападок, упреков, обвинений. О литературной борьбе и полемике, о спорах между разными группировками и организациями рассказывают Н. Н. Асеев, П. В. Незнамов, О. М. Брик, Ю. Н. Либединский, Н. Серебров.
Решение поэта вступить в РАПП не было случайным. В ту пору он ясно понимал узость лефовской и ново–лефовской программы – она уже была для него вчерашним днем. Теперь он называет "Леф" эстетической группой, которая "сделала из революционной литературы замкнутое в себе новое эстетическое предприятие" (XII, 411). Он говорит о необходимости объединения всех сил пролетарской литературы, рассчитывает, что РАПП даст возможность "переключить зарядку на работу в организации массового порядка" (т а м ж е).
По словам В. Шкловского, "он шел к РАППу для того, чтобы стать ближе к своей рабочей аудитории. Он попал в мертвую бухту, окруженную со всех сторон запретами и ушатами".
Рапповцы меньше всего думали о творческой консолидации. Грубое администрирование, подозрительность по отношению к "инакомыслящим" и "инакопишущим", устрашающие формулы: "Не попутчик, а союзник или враг",– вот что определяло их деятельность.
Н. Серебров рассказывает о ночной прогулке по Москве вместе с поэтом, о его чувстве горечи, обиды, непонятости. "Вот иду в РАПП! Посмотрим, кто кого! Смешно быть попутчиком, когда чувствуешь себя революцией".
Этому же периоду жизни поэта посвящены воспоминания Ю. Н. Либединского – одного из руководителей РАПП и рапповского журнала "На литературном посту".
"Союз с нами, – отмечает автор, – был для него важнейшим и принципиальным делом, он выражал основное направление его развития" {Ю. Либединский, Современники, М. 1961, стр. 175.}.
Это верно, но это еще не вся правда. Все было сложней и драматичней. Отношение журнала "На литературном посту" к Маяковскому изображено у Ю. Н. Либединского в чересчур мягких тонах: "Да и в редакции "На литературном посту", вопреки тому, что позднее говорилось и писалось, к нему относились дружески". С такой характеристикой никак не согласуются известные факты: статьи "налитпостовцев" о Маяковском – "индивидуалисте", "попутчике", который только приближался к типу пролетарского писателя, но был еще не совсем "наш" и т. д.
После смерти поэта в специальном письме рапповцев указывалось: "Объявлять Маяковского пролетарским писателем, замазывать не преодоленные им остатки непролетарского мировоззрения, некритически отрывать его личное от общественного – это значит потерять чувство меры, решительно разрывать с основной линией РАПП в вопросах художественной литературы, играть на руку кому угодно, но только не пролетарской литературе" {Отдел рукописей ИМЛИ. Фонд Маяковского. Об административных мерах в борьбе за рапповскую линию в вопросе о Маяковском – А. Метченко, Творчество Маяковского, 1925–1930 гг., изд. "Советский писатель", 1961, стр. 603–607.}.
Ю. Н. Либединский говорит об этом, но очень бегло, так что общая картина получает одностороннее освещение.
К сожалению, мы не можем назвать воспоминаний, которые передавали бы всю остроту и сложность литературных взаимоотношений конца 20–х годов.
Н. Н. Асеев, В. М. Саянов, О. Ф. Берггольц, П. И. Лавут, Л. Г. Бромберг, В. И. Славинский рассказывают о выставке двадцатилетию творчества и о последнем периоде жизни Маяковского. Выставка вызвала живой интерес читателей, молодежи в то же время продемонстрировала глубокое невнимание к Маяковскому многих его литературных коллег.