Пожалуй, это вся информация о ритуалах, которую можно почерпнуть из надписей на статуях Гудеа, Гораздо большее значение имеет текст, записанный на двух глиняных цилиндрах и представляющий собой в формальном отношении синтез царской строительной надписи, гимна храму и гимна богу. Первый цилиндр (так называемый Цилиндр А) посвящен событиям, приведшим к строительству (или точнее — к перестройке) храма Нингирсу под названием Энинну [«Дом пятидесяти (МЕ)»], а также самому процессу строительства. Второй (или Цилиндр В) целиком описывает ритуал освящения этого храма. Строго говоря, весь текст цилиндров можно разбить на пять основных частей:
1. Желание Нингирсу перестроить свой храм и склонение к этому Гудеа (A I 1–XII 20);
2. Приготовления к строительству и строительство храма (XII 21–XXIX 12);
3. Благословение храма Энинну (XXIX 13–XXX 14);
4. Освящение Энинну (В I 1–XX 12);
5. Благословение Энинну и Гудеа (В XX 13–XXIV 8), (8, 37–93).
Не будет большим преувеличением, если мы скажем, что вся культовая поэма, размещенная на двух цилиндрах, посвящена ME — сакральной категории мироощущения шумеров, В первой ее части (соответственно Цилиндр А) бог Нингирсу высказывает желание осуществить перестройку и освящение своего храма со всеми сопутствующими этой церемонии жертвами и праздничными мероприятиями. На языке шумерской идеологии это означает, что бог хочет проявления своих ME, их воплощения в действительности. Орудием бога в этом процессе выступает правитель Гудеа, которому Нингирсу выражает свою волю в священном сне во время инкубации последнего в храме. Воля бога высказывается в момент разлива рек, то есть накануне месопотамского Нового года. Осуществление вышней воли происходит через год и три дня, в это же календарное время, и водворенный в обновленное жилище Нингирсу убеждается в том, что его ME, ранее существовавшие лишь внутри его воли, отныне проявлены и воплощены как в форме самого храма, так и в предметах и действиях ритуала. Следовательно, основная задача текста — показать путь ME от их возникновения в сознании и волевом порыве божества к оформлению во всем, что обеспечивает божеству жизненную энергию и хорошее настроение. В свою очередь, радостное и всем довольное божество обязательно осыплет своими милостями всех, кто принимал участие в оформлении его замыслов. И прежде всего это касается самого правителя Гудеа (8, 81–82; 9, 418, примеч. 2). Приведем несколько фрагментов из этого замечательного произведения шумерской словесности.
Цилиндр AI 1–Х 14 Нингирсу вкладывает свой замысел в Гудеа
Когда судьбы Неба–Земли определились,Лагаш в великих силах своих голову к Небу поднял,(А) Энлиль на владыку
Нингирсу посмотрел благосклонно,То в городе нашем необходимое явным стало;Сердце к берегу своему поднялось,Сердце Энлиля к берегу своему поднялось.Сердце к берегу своему поднялось,Темные волны сверкнули, страх нагоняя,Сердце Энлиля — Тигр — добрую воду принесло.Хозяин храма обратил к нему Слово:«ME Энинну на Небе–Земле он явными сделает!Энси широкоухий ухо наставит!Величайшее он умножит!Превосходных быков, превосходных козлят приготовит'К кирпичу судьбы голову он поднимет!Для построения храма он вытянет шею!»Во сне тогда царя,Владыку Нингирсу, Гудеа увидел,Храм свой построить ему приказал он,На ME Энинну, великие недостижимо,Он обратил его взор,Гудеа — сердце его беспредельно —Крепко задумался об этом деле:«Истинно я хочу сказать! Истинно я хочу сказать!В этом деле пусть со мной она встанет!Пастырь я! Мне высокая власть дана!Смысл того, что сон мне принес,Неизвестен!Матушке сон мой хочу я поведать!Ясноглазая вещунья по своей сути,Моя божественная сестра из Сирары,Смысл его пусть разъяснит мне!»На барку свою он ногу поставил,По каналу И–нина–гена ладью направил,В радости рассекая волны канала.Храма Багара, что на канале, достигнув,Хлеб он в жертву принес, холодную воду возлил,К хозяину Багары пришел, ему взмолился:«Витязь, леопард разъяренный, соперника не имеющий!Нингирсу, в Абзу великое говорящий,В Ниппуре избранный!Витязь! Что ты приказал — я исполнить желаю!Нингирсу! Твой храм хочу я тебе построить!ME для тебя совершенными сделать желаю!Сестра твоя — ребенок, рожденный в Эреду,—Избранница, вещунья по самой сути,Нанше, моя божественная сестра из Сирары,Путь пусть мне укажет!»Голос его был услышан,Внял хозяин мольбе и жертве Гудеа.В храме Багара празднество он устроил,В храм Гатумдуг, к ее ложу направился энси,Хлеб он в жертву принес, холодную воду возлил,К светлой Гатумдуг пришел,Ей взмолился;«Моя госпожа! Дитя, рожденное светлым Аном!Избранница по своей сути, богиня» глядящая гордо!Дающая жизнь Стране,Святящая город (?),О ты, госпожа и мать, основавшая Лагаш!Ты смотришь на свой народ — и дождь изобилия изливается'Ты смотришь на праведного героя — и его жизнь продлевается!Матушки нет у меня — ты моя мать!Батюшки нет у меня — ты мой отец!Семя мое ты в себя приняла, в святилище ты меня родила!Гатумдуг — сладко светлое имя твое!Этой ночью я возлягу здесь!Ты — мой огромный чертополох, на моей стороне ты. стоишь!Ты — пшеница, растущая в большой воде, —Ты жизнью меня питаешь!Ты — мой широкий зонт! Под тенью твоейЯ хочу отдохнуть!Пусть пальма твоих прекрасных рук,О моя госпожа Гатумдуг, укроет меня!Я в город пойду — пусть благоприятно знаменье мое!К Нину — горе, что виднеется из воды,—Твой прекрасный Утукку передо мной пусть пойдет,Твой прекрасный Лама рядом со мной пусть пойдет!Истинно я хочу ей сказать!Истинно я хочу ей сказать!Пусть в этом деле со мной она встанет!Матушке сон мой хочу я поведать!Ясноглазая вещунья по своей сути,Нанше, моя божественная сестра из Сирары,Смысл его пусть разъяснит мне!»Голос его был услышан,Вняла госпожа ГатумдугМольбе и жертве Гудеа.На барку свою он ногу поставил,К городу Нина, к пристани Нина судно направил.Энси во дворе храма Сирара голову к Небу поднял.Хлеб он в жертву принес, холодную воду возлил,К Нанше подошел, взмолился:« Могущественная госпожа, владычица драгоценных ME,Подобно Энлилго, судьбы определяющая!Моя Нанше! Правдивы твои слова!Превосходящая всех,Ты — оракул богов!Мать–владычица стран, слово мое — о сне:Во сне человек мне явился: рост его — точно небо,Точно земля его рост.По голове своей он бог,По крыльям своим он птица Анзуд,По низу своему — он потоп,Справа и слева от него львы лежат.Храм свой построить мне приказал он,Но замысел его — мне он неведом.Уту взошел над горизонтом,Женщина мне явилась: кто она такая?На голове ее тонзура сверкает,Серебряный стиль в руке она сжимает.При ней табличка со знамением добрым,С этой табличкой совет она держит.Второй явился,Наделенный властью, лазуритовую дощечку в руке сжимал он,План храма набрасывал.Священная корзина передо мной стояла,Священная форма кирпичная была готова,Кирпич судьбы для меня был в священную форму положен.Тополь крепкий предстал передо мною,Из сосуда тигидлюди–птицы постоянно его поливают [54] ,Осел–самец справа от моего хозяинаЗемлю скребет копытом».Правителю его мать Нанше отвечает:«Пастырь мой! Твой сон я тебе растолкую!Человек, что ростом подобен небу, ростом земле подобен,По голове бог,По крыльям Анзуд, по низу потоп,Справа и слева львы лежат, —То брат мой Нингирсу воистину есть!Свое святилище Энинну построить тебе приказал он!Уту, над горизонтом взошедший,—Твой бог Нингишзида! Солнцу подобно, на горизонте взошел он!Дева, на голове которой тонзура,Что серебряный стиль в руке зажала,Что табличку имела со знамением добрым,С этой табличкой совет держала, —То сестра моя Нисаба воистину есть!Сверкающей звездой о постройке храмаОна тебе объявляет!Второй же герой, наделенный властью,Лазуритовую дощечку в руке зажавший, —То Нинуруда! План храма он набрасывал.Священная корзина, перед тобой стоявшая,Священная форма, для тебя готовая,Кирпич судьбы, в священную форму положенный,—То священный кирпич Энинну воистину есть!Тополь крепкий, перед тобой представший,Что из сосуда тигидлюди–птицы непрестанно поливают,—(Значит, что) ори постройке храма сон не придет на твои глаза!Осел–самец, что от своего господина справаЗемлю скребет копытом, —Это ты! Как жеребец, для ЭниннуЗемлю ты будешь копытом скрести!Совет тебе дам — совету внемли:Когда Гирсу — главною храма округи лагашской — нога твоя достигнет,Если в сокровищнице своей печать ты сломаешь, дерево оттуда достанешь,Царю своему колесницу добротно сделаешь,Если впряжешь в нее осла резвого,Колесницу ту серебром–лазуритом украсишь,Стрелы из колчана, подобно буре, выведешь,Если о булаве — силе героя — ты позаботишься,Если для бога любимый штандарт изготовишь,Если имя свое напишешь,Если с его любимой арфой „Дракон Страны" —Громогласной, именитой его советчицей —К витязю, любящему подарки,Царю твоему, владыке Нингирсу,В сверкающий храм Анзуд–Энинну ты вступишь,—То твою малую просьбу, как большую, он примет!Сердце владыки, беспредельное, словно Небо,Сердце Нингирсу, сына Энлиля, тебе отворится:План своего храма он тебе откроет,Витязь свои великие MEДля тебя умножит!»Праведный пастырь Гудеа,Что знает много и делает много.Перед словами НаншеПотупил очи.В сокровищнице своей печать он сломал,Дерево оттуда достал.Гудеа (для работы) стволы подготовил,С деревом бережно он обращался;Дерево месотполировал он,Дерево халубтопором обработал,Для лазуритовой колесницы предназначил.Беговых ослов — демонов бури —Впряг он в ту колесницу,Его любимый штандарт изготовил,Имя свое в него вписал он,С любимой арфой «Дракон Страны» —Громогласной, именитой его советчицей —К витязю, любящему подарки,К царю своему, владыке Нингирсу,В сверкающий храм Анзуд–ЭниннуВступил он,В радости в храм он вступил.Из святилища Энинну Гудеа сияющий вышел.Изо дня в день, из ночи в ночьДважды Гудеа храм обходил,Шум понижал, тишину утверждал,Ведьмин плевок с дороги сметал,В Шугаламе — месте суда и страха,Откуда Нингирсу за странами смотрит,—Энеи тучную овцу, барана, откормленного козленкаНа шкуру непорочной козы положил,Кипарис, мыльный корень чужой страны он поджег,Благовоние из кедровой смолы богов,Масло богов приготовил,Царю своему воскурил прилюдно, обратись с мольбою,В Убшукинну вошел, ниц пал:«О царь мой Нингирсу! Владыка, обращающий воды!О праведный владыка! Семя, испущенное Горой Великой!О юноша–герой, не имеющий равных!О Нингирсу! Твой храм хочу я построить,Но знамения твои неясны мне!Витязь, всенеобходимое сказал ты —Но — сын Энлиля, владыка Нингирсу —Замысел твой — мне он неведом!Твое сердце бушует, подобно морю,Все сметает, волне подобно,Как половодье, твой голос громок,Ты, словно потоп, города разрушаешь,Как буря, бодаешь мятежные страны!Мой царь! Твое сердце — вода половодья, никто ее не запрудит!Герой! Твое сердце, как Небо, широко,Сын Энлиля, владыка Нингирсу!А я — что я знаю?»Второй раз лежащему, лежащемуК голове он встал, коснулся:«Тому, кто строит! Тому, кто строит!Энси —тому, кто храм мой строит,Гудеа — знамение хочу передать я!Яркой звездой свой ритуал изреку я!Храм мой — Энинну, основанный в Небе,Чьи ME — великие ME — все другие ME превосходят!Хозяин храма зоркий глаз свой поднял,Как Анзуд, криком своимРасколол Небо!Яростный блеск его Неба достигает!Великий Ужас его обуял чужие страны,К имени его от края небесного чужие страны собрались!Маган и Мелухха с гор своих спустились!Я — Нингирсу, владыка, обращающий воды,Великий герой земли Энлиля,Владыка, не знающий равных в битве!Храм мой — Энинну! Я —владыка, понижающий горы!Оружие мое — Шарур — в руку вкладывает страны!Яростных очей моих горы не выносят!Из раскрытой руки моей никто не выходит!Отец, мой создатель, с великой любовью„Царь, потоп Энлиля,Чьего яростного взора горы не выносят,Нингирсу, герой Энлиля"Меня назвал,50 ME для меня за концы связал.Жертвенный стол я воздвиг,Обряд омовения рук совершил,Своей правой рукой светлого Ана от сна пробудил.Пищи благой из моей рукиОтец, мой создатель, вкусил.Аи, царь богов,„Нингирсу, царь небесных МЕ"Меня назвал».
54
М. Сивиль переводит эту трудную строчку так: «Птица– тигидлув пении весь день проводит».
Цилиндр А XI1–25
Нингирсу обещает Гудеа различные блага в обмен на свой храм
Когда к моему храму, первейшему, драгоценнейшему во всех странах,К правой руке Лагаша,К Анзуду, кричащему на горизонте,К Энинну, храму моей царственности,О праведный пастырь Гудеа,Ты правую руку протянешь —В Небе дождь я кликну,..Пусть изобилие с Неба тебе принесет он!Страна к изобилию пусть протянет руку!Пусть с закладкой фундамента моего храмаИзобилие прибудет:Поля великие пусть руки к тебе поднимут,Каналы, арыки пусть склонят к тебе свои шеи,Пусть холмы — земли, откуда вода не выходит,— Воду к тебе выводят,Шумер превосходное масло пусть наливает,Шерсть превосходную пусть отмеряет!Когда ты наполнишь фундамент моего храма,И чистую руку свою к нему ты протянешь,—Тогда на лесистую гору, где веет северный ветер,Стопы свои возложу я:Муж с могучей рукой — северный ветер — с горы той, с чистого местаДождь для тебя пусть направит!Если Стране это силы придаст —Один человек работу двоих исполнить сумеет!
Дальнейшие события, происходящие в тексте, касаются различных деталей приготовления к строительству храма и самого процесса строительства. После пробуждения Гудеа немедленно приступил к гаданию на печени жертвенного козленка и получил благоприятное предзнаменование. Он собрал на строительство храма население всех подвластных ему территорий Шумера и даже жителей Элама. Первым его мероприятием стало изготовление «кирпича судьбы» — первого кирпича, который закладывается в основание храма и снабжается печатью его строителя. Далее идут очистительные обряды — очищение огнем, воскурение ароматных трав и смол, — сопровождаемые молитвами и жертвами. Затем описывается и восхваляется путешествие Гудеа в соседние страны за строительным лесом, благословение семи ступеней храма, каждая из которых имеет свой девиз, и наконец — установление шести стел в различных частях храма- Стелы эти имеют охранительное значение. Наряду со стелами устанавливаются статуи в честь неких мертвых героев. Их символика связана со старым новогодним мифом о войне Нинурты–Нингирсу с армией чудовища Асага. Гудеа приносит побежденным соперникам Нингирсу поминальные жертвы.
Цилиндр В XVII 18 — XIX 1
Гудеа устраивает семидневный праздник в честь обновленного храма Нингирсу
Когда к царю своему в храм он вошел —Семь днейРабыня госпоже своей равна была,Раб с хозяином своим прохаживался.В его городе нечистый на окраину спатьотправлялся,Злому языку слова он изменил,Вражду туда, откуда пришла, вернул он,Истине Нанше и НингирсуОказал почтенье:Неимущего имущему не выдавал»Сироту власть имеющему не выдавал,В доме, где нет живых сыновей,Дочь барана в жертву приносила,Дни справедливости для него вышли,На шею вражды и стенания стопу он возложил,Подобно Уту, над горизонтом взошел,На голове своей круглый убор водрузил,Перед светлым АномСущность свою познал.Подобно быку, с поднятой головой он вошел,В святилище ЭниннуБодучих быков, бодучих козлят он в жертву принес.Сосуд под открытым небом поставил,Вино в него налил,Арфу «Дракон Страны» вместе с литаврамион поставил,Барабаны алацелый день для него кричали.
Заканчивается текст лагашского новогоднего ритуала радостными славословиями в честь строителя храма и его хозяина.
О пастырь праведный!Пусть храм благую судьбу тебе определит!О Гудеа, сын Нингишзиды,Пусть будут дни твои продлены!
Ритуал, записанный на цилиндрах Гудеа, вводит нас в сложный мир шумерских представлений о пространстве и времени. В ту далекую пору, когда не существовало никаких приборов для измерения времени и невозможно было зафиксировать отличие одного сезона от другого, единственным способом такой фиксации были архитектурные сооружения. Храм Нингирсу перестраивается и восстанавливается не только потому, что обветшал (хотя и поэтому тоже: зимой непрочные сырцовые постройки буквально размывались сильными ливнями), но потому, что старый храм символизирует старое время, умирающее, как живое существо, и идущее на слом, как строение. Значит, для того чтобы наступило новое время, нужно построить новый храм. Это одновременно предварило бы событие и магически стимулировало его. Стимуляция здесь проводится через кормление храма и услаждение его слуха музыкой, а предварение осуществляется посредством самого процесса строительства: новый год еще в пути, он еще даже краем не показался, а мы уже заложили в его основание первый кирпич. Представление о храме как о способе удержания, консервации времени довольно широко распространено по миру, — достаточно вспомнить французские слова temps — «время» и temple — «храм». В этом же контексте ME храма, проявленные и оформленные в структуре храма, его должностей и жертв, должны восприниматься как силы наступающей весны, силы обновления и созидания, необходимые для жизни государства.
Цилиндры Гудеа, будучи смешением нескольких жанров шумерской словесности (царской надписи и храмового гимна), породили совершенно новый жанр, утвердившийся в Месопотамии сразу после разгрома кутиев, — царский гимн, или славословие обожествленному царю. Царские гимны наряду с гимнами старым богам Шумера были широко распространены при дворах Ура, Исина и Ларсы, к архивам которых мы теперь и перейдем.
• Ритуал в гимнах богам и царям
От последних веков шумерской цивилизации до нас дошли многочисленные гимны богам и царям, бывшие по сути аранжированными записями государственных ритуалов. Частью эти гимны имеют древнее происхождение и переписаны со старых табличек (хотя и с неизбежными нововведениями в плане композиции), частью же перед нами совершенно новые, синхронные записи произведений, составленных по определенному поводу в жизни урского или исинского царя. Огромное число источников не позволит нам рассказать здесь даже о десятой их части, мы будем останавливаться только на самых выразительных примерах, важных для раскрытия нашей темы. Однако если говорить нео количестве текстов, а о количестве отраженных ими ритуалов, то в этом случае положение вещей разочаровывает исследователя. Все, что осталось в гимнах, напрямую касается только основных царских ритуалов, преимущественно весенних. За пределами царской тематики здесь остаются только погребальные тексты и гимны о хожении богов в Подземный мир. Совсем нет описаний инициации, внедворцовой брачной обрядности, почти не приходится говорить и об окказиональных ритуалах. Впрочем, инициационные моменты хорошо просматриваются в текстах, связанных с Подземным миром, а внедворцовая брачная обрядность проступает из отдельных деталей священного брака. Сохранился от тех времен и текст «Проклятие Аккаду», показывающий, какие бедствия постигают страну, правитель которой неблагочестив.
Интронизация и священный брак
Итак, царский ритуал. Как мы уже говорили, он приходится на весенний период — время разлива рек и равноденствия. Делится он на пять основных событий:
1. Путешествие городского бога к своему отцу с просьбой об обновлении царственности в городе. Получение им ME, дающих царю возможность власти;
2. Выдвижение царя как молодого героя на битву с чудовищами, желающими захватить город и лишить его жизни;
3. Борьба и победа царя. Принесение военных трофеев в храм своего бога;
4. Интронизация царя;
5. Священный брак царя и жрицы в священном загоне, имитирующий соединение двух богов.
Далеко не во всех гимнах этот сюжет выдерживается полностью. Есть тексты, в которых отсутствует битва царя с чудовищами. Есть и такие, где ничего не говорится о путешествии бога к отцу перед царской битвой. Тем не менее в большинстве и божеских, и царских гимнов сюжет проводится безукоризненно, и нет никаких оснований полагать, что могли быть значительные отклонения от него. Так называемые «тексты путешествий» можно условно разделить на две группы, В первом случае божество идет в город своего отца с просьбой о даровании стране благополучия, а царю — долгого правления. Чтобы растрогать сердце предка, сын/дочь устраивает в его честь пир. Во втором случае путешествие предпринимается с целью сообщения богу–предку о завершении храмового строительства в своем городе. И здесь также упоминается о пире. Каковы же могут быть истинные цели такого путешествия? И в первом, и во втором случае речь идет об отделении сына от отца и желании сына жить собственным домом. Прежде чем отделиться, в общине всегда испрашивают родительского благословения на самостоятельную жизнь (в том числе и семейную) и в знак своей материальной состоятельности сытно кормят предков результатами своего труда. Если же предки к этому времени умерли, то кормление их превращается в жертвоприношение. В любом случае, без благословения старших нельзя начинать никакое новое дело. Все известные нам хожения богов посвящены одной–единственной цели — это хожения к предкам за новым началом, это поиск самостояния без разрыва родовых связей. С точки зрения идеологии, путешествие бога к предку за началом новой жизни обязательно связано с новогодним праздником и интронизацией царя. Это означает, что путешествие бога к отцу всегда предшествует обряду интронизации (хотя бы и символическому, поскольку в последние века Шумера цари правили очень долго и их статус был закреплен за ними пожизненно). Поэтому можно предположить, что каждое такое путешествие должно было проходить весной.