В.А. Жуковский в воспоминаниях современников

Коллектив авторов

новейшему Аристофану" и пародийную кантату против Шаховского (см.:

Арзамасские протоколы, указ. имен). Несмотря на то что в 1820-е годы он

отходит от активной литературной деятельности, уйдя в дипломатию и политику,

его переводы из антологии греческой эпиграммы, другие опыты имели "важное

значение для развития поэтических стилей в XIX веке" (см.: Поэты 1820-- 1830-х

годов. Л., 1972. Т. 1. С. 69).

Самые тесные дружеские отношения связывали арзамасцев

Жуковского и

Дашкова. Оба они были воспитанниками Благородного пансиона, оба увлекались

немецкой литературой. Не случайно Жуковский в письме от 1817 г., ярчайшем

образце арзамасского стиля, где Дашков назван шутливо "Чуркой" (от

арзамасского прозвища -- Чу!), предлагает ему издавать альманах немецкой

словесности (РА. 1868. No 4--5. С. 838). "Дашенька", как ласково и шутливо

(Дашков был мощного телосложения) называл друга Жуковский, постоянно

присутствует на страницах его писем (ПЖкТ, указ. имен). Он постоянный член

критического Ареопага, на суд которого отдает Жуковский свои произведения.

Письмо Дашкова к П. А. Вяземскому -- важнейший документ

арзамасского общества, воспроизводящий его атмосферу, ритуалы. Многие

ситуации, о которых рассказывает Дашков, прочно вошли в литературу о той

эпохе. Публикация письма в данном издании определяется значимостью его для

понимания характера, значения арзамасской деятельности бессменного секретаря

общества Жуковского -- Светланы.

ИЗ ПИСЬМА К П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

(Стр.161)

РА. 1866. Стб. 499--501. Под общим названием "Выдержки из старых

бумаг Остафьевского архива".

1 Светлана -- арзамасское прозвище Жуковского, взятое из его

одноименной баллады.

2 Первое собрание "Арзамаса", согласно дате "протокола первого

совещания", состоялось 14 октября 1815 г. (Арзамасские протоколы, с. 261).

3 ...говорил... похвальную надгробную речь.
– - В протоколе первого

заседания записано: "...положили брать напрокат покойников между халдеями

"Беседы" и Академии, каждый нововходящий читает панегирик одному из

халдеев" (Арзамасские протоколы, с. 84).

4 К 26 ноября 1815 г., когда написано письмо, прошло пять заседаний, на

которых были "отпеты" Шаховской, Шишков, Жихарев как бывший беседчик,

Хвостов и Бунина.

5 Хлыстов -- Д. И. Хвостов.

6 Речь Светланы, посвященная "отпеванию" Хвостова, вся построенная на

цитатах из басен "халдея", -- высочайшей образец арзамасской критики. Книга

Хвостова "Избранные притчи" (1802), как вспоминал П. А. Вяземский,

с легкой

руки Жуковского "была настольною и потешною книгой в "Арзамасе".

Жуковский всегда держал ее при себе и черпал в ней нередко свои "арзамасские"

вдохновения. Она послужила ему и темою для вступительной речи при

назначении его членом Арзамасского общества" (РА. 1866. Стб. 478--479).

Показательно, что при очередном издании своих басен Хвостов учел критику

Жуковского (Арзамасские протоколы, с. 53--54).

7 Имеется в виду 9-й пункт устава "Арзамаса": "...очередной председатель

отсутствует ему <нововходящему>, хваля того же покойника и примешивая

искусно к сим похвалам лестные приветствия новому своему другу" (Арзамасские

протоколы, с. 84),

8 См. "Ответ Светланы на речь Громобоя" (Арзамасские протоколы, с.

97--100).

9 "Атрей".
– - Речь идет о переводе С. П. Жихаревым трагедии П.-Ж.

Кребийона.

10 "Атрей" в речи Жуковского назван "тяжким, дрожащим, ноздреватым,

царственным наростом" (Арзамасские протоколы, с. 98).

11 См. об этом воспоминания П. А. Вяземского ("Выдержки из старых

бумаг Остафьевского архива") в наст. изд.

12 Принцип галиматьи, проповедуемый Жуковским, -- отражение

своеобразной смеховой культуры "Арзамаса", который "родился в бушующих

волнах сатирической стихии" (Гиллельсон, с. 150). Вместе с тем буффонада,

насмешка -- формы борьбы с догмами, утверждение новых форм критического

мышления.

13 "Беседиада" -- замысел пародийно-сатирической поэмы, о которой

мечтали арзамасцы, но которую так и не создали.

Ф. Ф. Вигелъ

ИЗ "ЗАПИСОК"

Младший сын г-жи Турчаниновой, по совету сестры, учился в

Университетском пансионе; к нему пришли товарищи и начали при мне читать

"Московские ведомости", лежавшие на столе. В них было помещено известие об

экзамене1, за несколько дней перед тем в сем пансионе происходившем, и имена

учеников, получивших награды. Двум только даны были золотые медали: <...>

имя другого ученика, целой России после знакомое, имя Жуковского, было тогда

столь же мало известно. Уверяли, будто он поляк; другие утверждали, что он

малороссиянин; он сам долго не мог решиться, чем ему быть, и оставался

покамест русским, славя наше отечество и им славимый. После восторгов,

произведенных во мне его стихами, мне нечего раскаиваться в зависти, которую

возбудило во мне имя его в первый раз, как я его услышал.