Шрифт:
Тем временем Профейн старался не попасть под полицейские дубинки. Эстер воспользовалась беспорядками как прикрытием, и он потерял ее из виду. По чьей-то причуде замигали все огни этой части Айдлуайлда, и стало еще хуже.
Наконец Профейн вырвался из небольшой группы провожающих и засек бежавшую по взлетной полосе Эстер. Она потеряла туфлю. Он уже собирался броситься следом, когда дорогу ему преградило рухнувшее тело. Профейн споткнулся, полетел и, очухавшись, увидел перед собой знакомую пару женских ног.
— Бенито. — Печально надутые,
— Господи, этого не хватало!
Она возвращалась в Сан-Хуан. О своей жизни после изнасилования — ни слова.
— Фина, Фина, не уезжай. — Как фотография в бумажнике — что толку от бывшей любимой, если она уехала в Сан-Хуан, какой бы непонятной ни была эта любовь?
— Анхель и Джеронимо тоже здесь. — Она рассеянно оглянулась.
— Они хотят, чтобы я уехала, — сказала она, подявшись на ноги. Он пошел за ней, о чем-то горячо рассуждая. Он забыл об Эстер. Рядом пробежала Кукарачита со своим отцом. Профейн и Фина прошли мимо туфли Эстер, лежавшей на боку со сломанным каблуком.
Наконец Фина повернулась, глаза были сухими.
— Помнишь ту ночь в ванной? — плюнула, повернулась и стремглав бросилась к самолету.
— Вот задница! — сказал он. — Они бы достали тебя рано или поздно. — Но остался стоять — неподвижный, словно вещь.
— Мне удалось, — вскоре произнес он. — Мне. — Считая шлемилей пассивными, он не помнил за собой подобных признаний. — Эх, парень. — Плюс позволил ускользнуть Эстер, плюс на нем теперь висит Рэйчел, плюс что еще случится с Паолой. Для спящего в одиночестве молодого человека проблем с женщинами у Профейна было больше, чем у любого из его знакомых.
Он поплелся назад к Рэйчел. Беспорядки прекратились. За спиной завертелись пропеллеры, самолет тронулся, развернулся, оторвался от земли и улетел. Профейн не стал провожать его взглядом.
VI
Презрев лифт, патрульный Йонеш и постовой Тен Эйк одолели два пролета величественной лестницы и нога в ногу пошли по площадке к квартире Винсома. Несколько репортеров из бульварных газет воспользовались лифтом и перехватили их на полпути. Шум из квартиры Винсома был слышен на Риверсайд-драйв.
— Никогда не знаешь, что подсунут в Белльвью, — сказал Йонеш. Они с помощником не пропускали ни одной телепрограммы «Драгнет». У них выработались каменное выражение лица, несинкопированный ритм речи, монотонный голос. Один был высоким и худощавым, другой — низеньким и толстым. Они шли в ногу.
— Я говорил с доктором, — сказал Тен Эйк. — Молодой парень по фамилии Готтшалк. У Винсома было, что рассказать.
— Сейчас увидим.
Перед дверью Йонеш и Тен Эйк вежливо подождали, пока один из фотографов проверял вспышку. Было слышно, как внутри радостно взвизгнула девушка.
— Дела, — сказал репортер.
Полицейские постучали.
— Заходите, заходите! — раздались подвыпившие голоса.
— Это
— Ненавижу легавых, — рявкнул кто-то. Тен Эйк пнул ногой оказавшуюся незапертой дверь. Тела внутри расступились, и Мафия с Харизмой и Фу, игравшие в "музыкальные одеяла", оказались в прямой видимости фотографа. "Зап!" — сработал фотоаппарат.
— Черт! — сказал фотограф. — Это мы не сможем отпечатать. — Тен Эйк протиснулся к Мафии.
— Все в порядке, мэм.
— Не хотите ли поиграть? — ее голос звучал истерично.
Полицейский, улыбаясь, стерпел. — Мы говорили с вашим мужем.
— Вам лучше пройти с нами, — сказал другой полицейский.
— Думаю, Эл прав, мэм. — Время от времени комнату освещали молнии вспышек.
Тен Эйк помахал ордером.
— Вы арестованы, ребята, — сказал он. Йонешу: — Позвони лейтенанту, Стив.
— По какому обвинению? — закричали присутствующие.
Тен Эйк обладал неплохой выдержкой. Он выждал несколько сердцебиений.
— Вполне сгодится нарушение общественного порядка.
Быть может, единственным обществом, покой которого в тот вечер остался ненарушенным, были Макклинтик с Паолой. Маленький «Триумф» несся вдоль Гудзона, прохладный ветер уносил остатки Нуэва-Йорка, набившегося им в ноздри, уши и рты.
Паола говорила все как есть, и Маклинтик оставался спокойным. Пока она рассказывала о себе, Стенсиле, Фаусто, пока рисовала исполненные тоской образы Мальты, до Макклинтика стало доходить, что выбраться из равнодушно-сумасшедшего чик-чока можно лишь с помощью медленной, тяжелой и обескураживающей работы. Люби, не раскрывая рта, помогай, не надрывая задницу, и не кричи об этом на каждом перекрестке — будь спокоен, но не равнодушен. Примени он хоть чуточку здравого смысла, эта идея не заставила бы себя долго ждать. Она не стала откровением, просто признание некоторых вещей порой требует времени.
— Да, — сказал он позже, когда они въезжали в Беркширс. — Знаешь, Паола, все это время я играл глупую мелодию. Мистер Жир, собственной персоной, — это я. Ленивый и уповающий на чудодейственное средство, способное исцелить этот город, исцелить меня. Его нет и никогда не будет. Никто не спустится с неба и не приведет в порядок Руни с его женой, Алабаму, Южную Африку, нас или Россию. Нет магических слов. Даже у "я вас люблю" не хватит магической силы. Представь себе Эйзенхауэра, говорящего это Маленкову с Хрущевым. Ха-ха.
— Будь спокоен, но не равнодушен, — вымолвил он. Они проехали мимо раздавленного скунса. Запах преследовал их несколько миль. — Если бы моя мать была жива, я попросил бы ее вышить эти слова на салфетке.
— Ты ведь знаешь, — начала она, — что мне нужно…
— Возвратиться домой, конечно. Но неделя еще не кончилась. Не переживай так, девочка.
— Не могу. Я всегда волнуюсь.
— Мы будем держаться подальше от музыкантов, — только и сказал Макклинтик. Знал ли он об всем, что ей пришлось пережить?