Шрифт:
— Как насчет работы ночным сторожем? — наконец произнесла она. "Кого сторожить? Тебя?" — чуть не спросил он.
— Где? — Она назвала адрес — где-то на Мэйдн-лейн.
— Ассоциация антроисследований. — Он в жизни не смог бы так быстро произнести это название. На обратной стороне карточки она нацарапала адрес и имя — Оле Бергомаск. — По поводу работы — к нему. — Она протянула ему карточку, слегка коснувшись его кожи кончиками ногтей. — Разузнай и возвращайся. Бергомаск сразу все скажет, он не любит терять время. Если ничего не получится, подыщем что-нибудь другое.
В дверях он обернулся. Это был зевок или воздушный поцелуй?
II
Винсом
О Свине Бодайне ходила одна любопытная история, услышанная Винсомом от самого Свина. Винсом знал, что Свин подумывает о карьере порнозвезды. На лице у того иногда появлялась порочная улыбочка, будто он просматривает, или даже, может, сам производит кино-непристойности — катушку за катушкой. Подволоки радиорубки «Эшафота», свиновского корабля, были битком набиты текстами, составлявшими платную библиотеку Свина, которая пополнялась на средиземноморских маршрутах и выдавалась членам экипажа по десять центов за книжку. Эта коллекция была достаточно непотребной, чтобы сделать Свина Бодайна притчей во языцех и заслужить ему на всю эскадру славу морального разложенца. Но никто и не подозревал, что наряду с талантом библиотекаря Свин обладает еще и творческими способностями.
Однажды ночью 60-я эскадра, состоявшая из двух авианосцев, трех-четырех других тяжелых кораблей и дюжины эсминцев сопровождения, включая «Эшафот», шла под полными парами в нескольких сотнях миль к востоку от Гибралтара. Было часа два ночи, видимость полная, звезды пышно и знойно цвели над черным, словно смоль, Средиземным морем. На радарах — никаких приближающихся целей; после дневной вахты все крепко спят; впередсмотрящие, чтобы не заснуть, сами себе рассказывают морские истории. Такая вот ночь. Вдруг все телетайпные аппараты оперативной группы стали отзванивать: динь, динь, динь, динь, динь. Пять звонков, или ВСПЫШКА, предварительный сигнал — "возможно, обнаружены вражескими силами". Дело было в 55-м году — более или менее мирное время, но всем капитанам пришлось вскакивать с постелей, подавать сигнал общей тревоги и выполнять программу рассредоточения. Никто не знал, что происходит. К тому времени, когда телетайпы вновь застрочили, формирование уже успело рассеяться по участку в пару сотен квадратных миль, а большая часть экипажей столпилась в тесных радиорубках. Аппараты застрочили.
— Послание гласит… — Телетайписты и офицеры связи в напряжении склонились над аппаратами, думая о русских торпедах — злых и барракудоподобных.
"Вспышка". — Да-да, думали они: пять звонков, «Вспышка». Ну давай же!
Пауза. Наконец аппараты вновь застучали.
"ЗЕЛЕНАЯ ДВЕРЬ. Однажды ночью Долорес, Вероника, Жюстина, Шарон, Синди, Лу, Джеральдина и Ирвинг решили устроить оргию…" Далее на четырех с половиной футах телетайпной ленты описывались от лица Ирвинга функциональные воплощения этого решения для каждого из участников.
Свина почему-то так и не застукали. Возможно потому, что в этом деле принимала участие добрая половина эшафотовской радиокоманды вместе с Нупом офицером связи, выпускником Аннаполиса, — и они заперли дверь в радиорубку, как только прозвучал сигнал общей тревоги.
Вскоре это стало даже модным. На следующую ночь сразу после объявления
Но рано или поздно за грехами следует возмездие. Черные дни для Свина наступили между Барселоной и Канном. Однажды ночью, отправив все послания, он заснул, стоя прямо у дверей каюты старпома. И корабль выбрал именно тот момент, чтобы сделать крен десять градусов на левый борт. Подобно трупу, Свин ввалился в каюту до смерти перепуганного старлея.
— Бодайн! — закричал ошеломленный старпом. — Ты что, спишь? — Но в ответ прозвучало лишь похрапывание Свина, лежавшего среди разбросанных ответов на спецзапросы. Его сослали на камбуз. В первый же день он заснул на раздаче, приведя в полную несъедобность целый бачок пюре. Поэтому в следующий раз его поставили разливать приготовленный коком Потамосом суп все равно несъедобный. Очевидно, свиновские колени развили любопытную способность не сгибаться: если бы «Эшафот» плыл на ровном киле, то Свин смог бы спать стоя. Он стал медицинским курьезом. Когда корабль вернулся в Штаты, Свина направили на обследование в портсмутский военно-морской госпиталь. По возвращении на «Эшафот» его определили в палубную команду некоего Папаши Хода, помощника боцмана. Не прошло и двух дней, как Папаша ужасно достал Свина, и конфликты между ними приняли хроническую форму.
Во время рассказа по радио звучала песня о Дейви Крокетте, выводившая Винсома из себя. Это был пик моды 56-го года на енотохвостые шляпы. Везде, куда ни кинь, шлялись миллионы детей с этими пушистыми фрейдо-гермафродитскими символами на головах. Получили широкое распространение нелепые легенды о Крокетте, впрямую противоречившие историям, услышанным Руни, когда мальчиком он жил в горах Теннесси. Этот человек — завшивевший алкаш-сквернослов, продажный судья и самый заурядный поселенец — выставлялся теперь для американской молодежи в виде величественного и стройного образца англо-саксонского превосходства. Он вырос в героя, которого могла бы создать Мафия, очнувшись от особо безумного эротического сна. Эта песня сама просилась на то, чтобы ее спародировали. Винсом положил в ее основу собственную автобиографию в рифме АААА и спел под незамысловатую прогрессию из трех (можете сами сосчитать) аккордов:
Родился он в Дерхаме в двадцать третьем году.
Его папаша смылся, оставив мать одну.
Когда он был мальчишкой, видел, как в саду
Народ линчует нигеров прямо на ходу.
[Припев]: Руни, Руни Винсом, король танца деки-данс.
Потом из него вырос настоящий ковбой.
Все знали: он понравится невесте любой.
Он шел гулять по шпалам, брал монетку с собой
Бросать на счастье в паровоз с дымящейся трубой.
Он прибыл в Винстон-Салем, чтобы всех покорить.
С местной красоткой начал шашни крутить.
Потом ее папаша что-то начал дурить
Засек у дочки брюхо и дал всем прикурить.
Но слава Богу вскоре началась война.
Он ушел на фронт, куда послала страна.
Сильный и здоровый, как бетонная стена,
За свой патриотизм получил сполна.
Подрался с офицером и был прав на все сто.
С него сорвали сержантские нашивки, но зато
В войну он отсиделся в симпатичном шато,
Пока таких, как он превращали в решето.
Кончилась война. Наш юный денди и франт