Вафельное сердце
Шрифт:
— Вот, тогда и у тебя тоже не было бы папы, — сказала Лена.
— Это верно, — сказала баба-тетя и погладила Лену по голове.
— А куда ссылали тех, кто слушал радио? — спросил я.
— В Грини.
— В магазин «Рими»? — переспросила потрясенная Лена.
— Нет, в Грини. Концлагерь, который они устроили в Норвегии. Это было очень неприятное место, — объяснила баба-тетя.
Лена посмотрела на нее задумчиво.
— Ты очень боялась? — спросила она наконец.
Бабе-тете не бывает страшно, — сказал я, прежде чем она успела ответить сама. — Потому что когда она спит, ее стережет Иисус.
И
— Видишь? — сказал я. На картине был нарисован ягненок, который застрял на узком выступе горы, не в силах двинуться ни выше, ни ниже. Мама-овца стоит наверху горного кряжа, она отчаянно блеет и очень боится за своего малыша. Но Иисус крепко всадил свой посох в расщелину дерева, перегнулся вниз и сейчас спасет ягненка.
Лена наклонила голову набок и долго рассматривала картину.
— Она волшебная? — спросила Лена наконец.
Этого я не знал. Я только знал, что бабе-тете никогда не бывает страшно, потому что Иисус стережет ее, когда она спит.
По дороге домой я сидел впереди и переключал передачи, а Лена ехала сзади с бабой-тетей. Ее укачивало все сильнее, и, немного не доехав до дома, она выскочила на поле и пошла тошниться.
— Трилле, это потому что ты дергаешь ручку как дурак, — сообщил мне мой лучший друг больным голосом, вернувшись назад в машину. Я сделал вид, что ничего не слышал. Хотя подумал, что съеденные Леной девять вафель с маслом и сахаром тоже сыграли свою роль.
— Фрекен, чтоб к утру поправились, — сказал папа, — а то как вы будете искать с нами овец?
Мы с Леной вытаращили глаза.
— Нас берут? — почти крикнул я.
— Да, по-моему, вы уже достаточно взрослые, — сказал папа самым обычным голосом.
Удивительное дело, как сильно человек может радоваться!!!
СГОН ОВЕЦ С ПОЛЕТОМ НА ВЕРТОЛЕТЕ
Все лето наши овцы ходят по горам без присмотра и делают что хотят. Но перед зимой мы должны собрать их всех и спустить вниз, в хлев.
— Вот и у них каникулы кончились, — говорит обычно Лена. — Так им и надо!
Она считает жуткой несправедливостью, что у овец каникулы дольше, чем у людей.
И вот нас с Леной берут искать овец! Я едва верил в то, что это правда, стоя на другой день со всеми своими, минус Крёлле, плюс Лена с мамой. И дядя Тор. Папа, с мешком и в бейсболке, спросил, все ли готовы. И когда мы тронулись вверх по горе, мы помахали деду, Крёлле и бабе-тете, махавшим нам снизу, как всегда делали мы сами. Лена, кстати, никогда не махала. Она всегда поворачивалась спиной и была злая как недозрелый хрен, когда все уходили искать овец без нее.
Чувствовалось, что лето уже кончилось. Воздух был жесткий, а деревья нависли над головами мокрые и от воды тяжелые, едва мы, миновав хутор Юна-с-горы, зашли в лес. Мы с Леной были в сапогах и прыгали в каждую встречную лужу, как пара кроликов.
— Идите спокойно, — увещевал нас папа. — Иначе устанете понапрасну.
Но невозможно идти спокойно, когда человек так рад. Ноги скачут сами по себе.
Скоро мы вышли из лесу и подошли к самой горе. В этом месте она почти плоская, и все выглядит иначе.
— Это потому что мы ближе к небу, — сказала Ленина мама и стала прыгать по камням со мной и Леной.
Когда мы обернулись, бухта была далеко-далеко внизу. Изредка мы видели овец. Иногда наших, иногда чужих. Но сегодня мы овец не собирали. Мы должны были дойти до избушки и там заночевать.
Избушка наша на самом деле почти землянка, без туалета и электричества. Но в ней помещается много народу, если ложиться поплотнее. И я не знаю другой такой прекрасной избушки. Она похожа на бабу-тетю — видно, что она тоже радуется, когда мы приходим.
Скоро со всех сторон потянуло запахами высокогорной жизни. В избушке мама и дядя Тор на плитке жарили мясо, снаружи папа варил на костре кофе.
У папы в горах всегда отличное настроение. Тогда можно спросить его о том, о чем в другое время не решаешься. И он смеется почти постоянно.
— В горах нельзя кукситься, — сказал он, когда я спросил его об этом. — Ты разве сам не чувствуешь, Трилле-бом?
Я прислушался к себе, и почувствовал, и кивнул головой. Лена говорила, что если все и вправду так, то хорошо бы посылать папу в горы гораздо чаще. Она сидела по другую его руку и смотрела в костер. И в эту минуту мне очень захотелось дать и Лене немножко папы. Чтобы она узнала, каково это — иметь папу, который может сложить костер и любит горы. По-хорошему, она могла бы одалживать моего папу иногда.
— Угу, каждую среду между обедом и ужином, например, — буркнула Лена, когда я сказал ей это. — И я бы выгуливала его в горах.
А на следующий день все пошли искать овец. Нам с дядей Тором достались горы под названием Тиндене, они с одного бока пологие, а с другого почти отвесные. Папа показывал пальцем, объяснял и давал советы: он собирает овец в горах каждый год с моего возраста.
— Хорошенько смотри за детьми! — крикнул он своему младшему брату.
— Ой-ой, — ответил дядя Тор.
Дядя Тор шагает широченными шагами, мы с Леной за ним не поспеваем. Я думаю, он считает нас еще слишком маленькими и не хотел, чтобы нас брали, а теперь старается доказать свою правоту.
— Ты плохо за нами смотришь! — сердито крикнула Лена.
Ей пришлось остановиться — вытряхнуть из сапога камни, а дядя Тор шел себе и шел. И делал вид, что не услышал.
— Лена, пошли, — сказал я.
— Нет!
— Мы должны искать овец.
— Вот именно!
Я вздохнул, снял капюшон и тоже услышал испуганное тихое блеянье, почти уже и не блеянье.