Вагнер
Шрифт:
Летом 1876 г. театр в Байрейте был наконец открыт для первого представления полного «Кольца Нибелунгов». 13, 14, 16 и 17 августа поставлены были так — или приблизительно так — как того хотелось их автору, четыре грандиозные драмы, написанные им в литературной форме больше, чем двадцать лет назад. У Вагнера был теперь свой театр: несбыточная мечта осуществилась… Архитектор Брюквальд из Лейпцига построил театр в согласии с планами и идеями Вагнера. Единым огромным амфитеатром на 1 650 человек раскинут зрительный зал. Оркестр сделан невидимым: это нововведение Вагнера, которое еще в конце XVIII века было рекомендовано известным французским композитором Гретри, принято было потом в ряде других оперных театров. Зрительное оформление сцены, как и образное воплощение ролей, конечно, заставляло желать лучшего. Но это не вина, а беда Вагнера. Великий реформатор был в плену наивного натурализма своего времени во всем, что касалось декораций, костюмов, освещения. «Дочери Рейна», гибкие красавицы золотой реки, оказывались тремя подвешенными на невидимых проволоках полными дамами, а валькирии — могучего телосложения «истинно немецкими» героинями. Но «Вотан», наполненный Францем
Успех «фестшпилей» — музыкальных празднеств — не принес с собою разрешения всей проблемы Байрейта. Вагнер уехал отдыхать в Италию, и там получил известие, что постановка «Кольца» дала дефицит в 120 000 марок. Надо было снова бороться за Байрейт. «Вагнеровские союзы» считали свою миссию оконченной. Вагнер снова остается один с своей мечтою против постоянно мстящей ему неприглядной действительности капитализма…
Создание «Кольца» затянулось на 26 лет (12 ноября 1843 г. начало первого текста «Смерти Зигфрида»— 21 ноября 1874 г. — окончание партитуры «Гибели»). На «Зигфриде» Вагнер прервал работу на целых 8 лет. Это было в июле 1857 г, В Трибшене написана целиком музыка первых двух действий «Гибели», окончена она была в Байрейте.
Музыка «Нибелунгов» лучше чем какая-либо иная дает предлог характеризовать то, к чему пришел Вагнер в своем музыкальном развитии. Он насыщает и даже перенасыщает оркестр. Продолжая за Берлиозом расширение состава оркестра, он устанавливает его троечный состав, вводит новые трубы, теноровые и басовые, усиливает состав валторн, арф, литавр, достигает не бывшего раньше «богатства гармонии, мелодии. ритма». Небывалой мощности достигает смычковый квинтет. Разнообразие технических приемов поражало всех музыкантов. «По обилию массового тембрового колорита и блестящей звучности медных, по грандиозности эффекта и величавости движения «Гибель богов» является квинтэссенцией музыкального содержания и приемов зрелой оркестровки». (А. Карс). Противники Вагнера видели здесь только «пакостный хроматизм» (Чайковский). «Очень любопытно, там музыкой яблоки изображаются», иронизирует перед своими учениками Танеев. Но уже им, новому поколению, музыка «Кольца» раскрывает целый мир (Л. Л. Сабанеев). «Вагнеровский оркестр — глубокое звуковое море, стихийно вздымающееся, открывающее на каждом шагу непостижимые красоты, словно широкие панорамы». «Как просто — эти фейерверки в «волшебстве огня», а они как возбуждают, точно огонь в крови», говорит А. Н. Скрябин.
Вся музыка «Кольца» исключительно драматична. Она напоминает, забегает вперед и изъясняет. Уже в начале драмы сходство мотивов Валгаллы и проклятия Альбериха дает указание на внутреннее родство «черного Альбериха» и «светлого Альбериха», как мимоходом загадочно назван Вотан. Оба они, бог и подземный зловещий карл, из «одного теста», оба властолюбцы. В ряде мест «Кольца» Вагнер подымается до изумительного описательного эпического стиля. Всесветно знаменитый «Шум леса» из «Зигфрида» одновременно и объективно точная картина природы — и чисто лирическое ее постижение. Река, буря, лес, огонь характеризованы в музыке с той яркостью, которой не достигал может быть и и один из великих предшественников Вагнера. Музыка «Кольца» — триумф динамики, она выразительна и пластична. Ее композицию в действии характеризует особый прием «предуказаний». То, что не может быть характеризовано в слове и действии, дано музыкою. Действие иногда непосредственно и реально продолжает музыку. Третий акт «Зигфрида» начинается увертюрой, — полетом бури, — стремлением Вотана к огненной скале. И когда музыкальный его лет окончился, — сам Вотан выступает на сцене: он прилетел как бы буквально на крыльях звуков. Вся музыка «Кольца» «программна», тематична, сюжетна; формально и технически Вагнер— полный господин над оркестром и всею стихиею звуков. Она казалась скучной и «немузыкальной огромному большинству современников Вагнера. Но она захватывает неудержимой силой, возвращается вновь и вновь вариациями прежних тем, усиливая их до степени почти гипнотического воздействия. Вагнер писал раньше («Опера и драма»), что музыка — женственное начало, оплодотворяемое мужским началом слова. Музыка «Нибелунгов» — активная, властная, «мужественная музыка». Ее приходится принять или отвергнуть целиком.
Ницше сравнивал с «сверкающими ледниками альпийских гор» музыку «Зигфрида», когда герой будит Брунгильду поцелуем». Но вскоре после восторженных статей о своем друге — Ницше отвернулся от Вагнера, чтобы пойти своим путем.
Это расхождение настолько знаменательно, что на нем стоит остановиться. Ницше раньше боготворил Вагнера, хотя конечно не принимал его идей и теорий до конца; так антисемитские настроения Вагнера встретили в Ницше решительный протест. Но Ницше не мог примириться с тем, что Байрейт, эта высшая победа и увенчание идей и исканий Вагнера, остается все-таки только театром, ареной тщеславия, троном личного честолюбия Вагнера, играющего там роль царя и бога. Ницше как никто другой воспринял героическую динамику образа Зигфрида, его идею борьбы с торжествующим злом. Но стоило ли разрушать власть богов, чтобы на их место утверждать собственный авторитет? И Вагнер с его идеями стал представляться Ницше олицетворением лжи — перед самим собою, актерской маской — перед другими. Музыка Вагнера в восприятии позднего Ницше — это гипнотизирующее, давящее, уничтожающее нашу волю начало, нечто болезненное и ядовитое. Ницше пришел к требованиям «легкой окрыляющей неги» музыки, противопоставления музыкальным драмам Вагнера «Кармен» Бизе и в своем «бунте» против Вагнера вскрыл ряд существенных идейных и музыкальных его
Между тем борьба за Байрейт продолжалась.
Вагнер еще из Италии посылает новый призыв «председателям Вагнеровых союзов» о создании нового «Патроната» вокруг Байрейта. Он предлагает баварскому правительству взять Байрейт в полную собственность. Осенью он предлагает прибывшим в Байрейт представителям союзов его имени программу создания школы певцов для своего театра… Эта школа, встреченная карикатурами и насмешками, оказалась неосуществимой. 8 декабря 1877 г. Вагнер официально сообщает об отказе от школы и о своих новых планах: больших «фестшпилей» в ближайшее время не будет, зато будет «Парсифаль», зато создан уже собственный печатный орган — «Байрейтские листы» под редакцией преданного Ганса Вольцогена. Для покрытия дефицита «Кольцо», предназначенное исключительно для одного Байрейта, разрешено Вагнером к постановкам в других оперных театрах… Вагнер теперь настолько знаменит, что его музыкальные драмы имеют всюду успех. Байрейт спасен ценою отказа от своего лучшего детища — «Кольца».
Но будет «Парсифаль»! Вагнер работает весь 1878 г. над композицией своей новой музыкальной драмы. Для «Байрейтских листов» он пишет ряд статей, резко полемизируя с «современностью», с вымышленными врагами и с врагами реальными, не только своими, но и врагами друзей. В 1879 г. опять заботы о деньгах. Как осуществить «Парсифаля», музыкальная композиция которого окончена 25 апреля 1879 г.? «Патронаты» собирают деньги очень медленно, в 1880 г. осуществить новую постановку не удается. В 1879 г. «Байрейтские листы» публикуют новые пять статей Вагнера. Он теперь не только сторонник идей нового искусства, но и нового жизненного обихода. Он ревностный вегетарианец, дарвинист, сторонник реакционной идеи «чистоты рас», в которую влился его антисемитизм. В этом он следует философствующему реакционеру, французскому писателю дипломату Гобино, с которым Вагнер познакомился в Риме в 1879 г. Гобино — автор многотомного исследования о «Неравенстве человеческих рас», один из предшественников философии «Заката Европы». Освальда Шпенглера. Здесь Вагнер опять приближается к современному нам немецкому фашизму, давшему псевдонаучную карикатуру на все идеи Вагнера.
Зимою 1879 г. Вагнер едет в Италию. Его силы начинают сдавать. Он живет в «вилле д’Агри» около Неаполя, возвращается в Германию только в конце октября 1880 г. К этому времени судьба Байрейта окончательно выясняется. Баварское правительство и его теперь уже явно полусумасшедший король пошли в конце концов ему навстречу. «Фестшпили» музыкальные торжества в Байрейте — взяты под покровительство и обеспечены финансовой гарантией. Для Байрейта и исключительно для него одного остается «Парсифаль»… 1 июня 1882 г. Вагнер в открытом письме на имя Фридриха Шена, пожертвовавшего 10 000 марок в фонд Байрейта, ставит новые задачи «патронатам», а именно собирать деньги для неимущих, желающих посетить Байрейт. Другое «распоряжение» по штабу своей армии Вагнер дает в письме к Вольцогену 13 марта 1882 г. «Байрейтские листы» должны превратиться в более широкий орган. «Вагнеровы союзы» и прежняя их интимная поддержка перестали быть актуальными. Эти союзы однако продолжали существовать. Они объединяли собой почти исключительно мелкобуржуазную интеллигенцию и содействовали в той или иной мере пропаганде музыки и театра. Герой знаменитого романа Ромена Роллана «Жан Кристоф» упоминает об их прогрессивном — или долженствовавшем быть таким — значении.
Годы 1880—81, и в известной мере последующие, заняты новыми большими работами Вагнера-теоретика. Он спешит, высказаться по ряду вопросов, волнующих и тревожащих его, пересматривает свое мировоззрение с начала до конца. Результатом являются статьи в «Байрейтских листах», написанные на тему «Религия и искусство». Все эти высказывания Вагнера подготовлены предшествующими его мыслями. Старость не угасила в нем ни былого темперамента, ни способности к широкому охвату тем. Эти статьи интересны не только как последняя установка Вагнера-мыслителя, в них воплотились идеи того времени, взгляды определенной классовой группы. Именно от них исходит то, что потом стали называть «идеей Байрейта», и что нашло себе наиболее полное выражение в трудах известного вагнерианца-пангерманиста X. С. Чемберлена, одного из тех, на котором лежит наибольшая ответственность за искажение облика Вагнера. Это идеи «регенерации». Мысли об единстве «всего сущего» (индийско-буддистская философия), жизнь как «школа страдания», понимаемая нашей волей чувство всеобщей потребности в «избавлении». Вагнер здесь снова возвращается к Шопенгауэру. От нею он берет учение о «моральном значении мира». Вместе с тем Вагнер приветствует и Дарвина, своеобразно понимая его эволюционную теорию как доказательство единства всего живого мира, как предлог распространения «сострадания» и на животных. Он, с одной стороны по-прежнему категорическим образом восстает против церковности, «застывшей в догматике», а с другой — с еще большей силой отрицает механический материализм Бюхнера и Молешотта. Единственно правильные пути человечества — это пересоздание человека изнутри. Здесь в какой-то степени встречается Вагнер с Львом Толстым, не любившим его музыки и не знавшим его теорий. Искусство во главе с музыкой остается для Вагнера вершиною человеческих достижений. В области политики он высказывается против Бисмарка, против войны с Францией, которую десять лет назад приветствовал в националистическом опьянении; выступает против «вооруженного мира». — «Не строить, а срывать крепости, не брать залоги будущей военной безопасности, а давать залоги будущей уверенности в мире».
Вагнер мыслит себе будущее, как общество лишенное «принуждения», единомыслящее. Он проповедует создание вегетарианских союзов, обществ покровительства животным, пацифистских организаций. Особенной действенности ожидает он от их совместной работы с социалистическим движением. Вагнер не был бы тем, кем он оставался, — т. е; представителем радикальной мелкобуржуазной интеллигенции эпохи начинающегося империализма, классовых групп, оттесняемых финансовым капиталом, — если бы он не проповедывал также эмиграцию и колониальную экспансию, которую он называет «новым переселением народов» для обездоленных.