Вахта 'Арамиса', или Небесная любовь Памелы Пинкстоун
Шрифт:
– Нет, - сказал Дэниел, - нет, не смешно. А напиваться зачем?
– Действительно.
– Санти взмахнул руками, отлетел к стене.-Зачем напиваться? "Не пей, Гертруда" - как говаривал один мой знакомый король своей жене.
– А что, пила?
– заинтересовался Мортусян.
– Как лошадь.
– Санти сокрушенно покачал головой.
– Плохо кончила. Он помолчал.
– И все равно напьюсь.
– А знаете что, - сказал Дэниел, - посажу-ка я вас на "Арамисе" под арест. Скажу, что наблюдались первые признаки космического психоза. Спокойная обстановка на
– Если б только они там не были. все такие черномазые...
– неожиданно подал голос Мортусян.
Наступила пауза. Почему-то всегда, когда в разговор вмешивался биолог, всем становилось как-то неловко.
– Четыре черненьких чумазеньких чертенка, -неожиданно сказал Санти по-русски.
– С тремя из них я однажды столкнулся на практике. И тоже - на "Первой Козырева".
– И вам до собачьего воя захотелось в космос, - захихикал Пино.
– Мортусян, сделайте милость, уймитесь. Все три показались мне весьма почтенными дамами.
– Вы были им представлены?
– быстро спросил Дэниел 0'Брайн.
– К сожалению, не имел чести; встреча была столь мимолетной, что я не успел даже обратить внимание на одинаковый цвет волос. Уж очень разные были типы лица. Старшая- деревянный идол, эдакая на редкость плоская и деловая рожа.
– Ой, - сказал Мортусян, - это же и есть миссис Монахова.
– Русская?
– удивился Санти.
– Полукровка. Все они там в той или иной мере русские.
– Затем, - сказал Санти, - следовало нечто классическое. Не лицо, а классная доска после урока геометрии: овал лица, брови, губы - как циркулем вычерчены. Даже смешно. Совершенно несовременная красота.
– Ага, - хмыкнул Пино, - Ада Шлезингер.
– А я было принял ее за испанку какого-нибудь древнего, вырождающегося рода. Жаль. И последняя это буфет черного дерева. Гога и Магога..
– Это француженка, - сухо заметил Дэниел.
– Симона Жервез-Агёева.
– Ну уж нет!
– возразил Санти.
– В этом-то я разбираюсь. Моя бабка была француженка. А это - всегo-навсего марокканка.
Капитан промолчал. По-видимому, ему было неприятно, что второй пилот оказался столь компетентным в подобном вопросе.
– Моя последняя надежда - на нашу соотечественницу, - сказал Санти, переворачиваясь на спину и закидывая руки за голову.
– Я слышал, что она мала, как возлюбленная Бернса, невинна, как филе индейки, и ее глаза - как две чашки черного кофе.
Пино густо захохотал:
– Это Паола-то? Две чашки... Горазд был врать старик Соломон.
– Это Гейне, - возразил Санти, поморщившись.
– И не смейтесь, как объевшийся людоед. После всех наших концентратов такой смех несколько раздражает.
– Все равно, - сказал Пино, - все равно. Две чашки... При всем уважении к звездам и полоскам, наша дорогая соотечественница - форменная обезьяна. И к тому же...
– Пино снова запрыгал в своем гамаке, к тому же она... уже... по уши... И-аха-ха...
– Мортусян, - сухо заметил Дэниел, - информации подобного рода не входят в обязанности бортового биолога. К тому же сейчас будет связь. Потрудитесь помолчать.
– О господи, - заворчал Мортусян, - да пожалуйста...
Он отвернулся к стене, полежал немного и начал отстегивать крепежный пояс. Освободившись от него, он перевалился через край гамака и опустился на пол.
– А ну вас всех. Объявляется кормление зверей, - буркнул Пино и пошел к стеллажу с контейнерами, придерживаясь за ремни и поручни. Плавать в свободном полете он терпеть не мог.
– Рановато, - сказал Санти.
– Вроде бы еще полчаса...
– Это уж мое дело.
Капитан обернулся и внимательно посмотрел на Пино. Пино остановился и тоже посмотрел на него.
– Выкиньте меня в Пространство, капитан, - проговорил он, - но этот рейс добром не кончится.
Санти оттолкнулся от потолка и ловко спланировал прямо в гамак:
– Худшее, что могут сделать с честными пиратами - это повесить их на реях. У нас для этой цели могут служить внешние антенны. Так что гарантирую вам вполне современный финал. И беспрецедентный притом.
0'Брайн медленно проговорил:
– Не болтайте лишнего, мой мальчик. Даже здесь.
Санти улыбнулся, пожал плечами и пристегнулся к гамаку. Во время свободного полета спать разрешалось только в закрепленном положении.
ДЕЛА ДОМАШНИЕ
Пол под ногами слегка дрогнул, - это значило, что буксирная ракета отошла от "Арамиса". Симона поколдовала еще немного у пульта, - Паола знала, что это убираются трапы, соединявшие ракету со станцией. Симона включила экран обозрения, и все принялись искать крохотную удаляющуюся звездочку. Паола покрутила головой, но не нашла. Ракета была небольшой, шла почти без груза, - увозила всего четырех человек и кое-какие их вещи, - и поэтому, пока включили экран, она была уже далеко. Ираида Васильевна и Ада cмотрели внимательно, - наверное, они-то ее видели. Паола повернулась, пошла к двери и услышала, что Симона тоже поднимается. Если Симона вставала или садилась, то это было слышно в каждом уголке станции.
– Ну вот, - сказала Ираида Васильевна (она очень любила это "ну вот" и даже Симону приучила) , - теперь, девочки, до следующего отпуска.
И кому только он нужен, этот отпуск? Симоне все равно, - Агеев вернется не раньше чем через два года, если вообще... Ада видится со своим Сайкиным чуть ли не каждые три недели, и тогда они находят самый неподходящий уголок станции и целуются там, как дураки. А для Паолы эти отпуска...
Навстречу из коридора выполз "гном" с коричневыми плитками аккумуляторов. Паола подставила ему ногу. "Гном" подпрыгнул и шарахнулся в сторону.
"У, тварь окаянная", - с ненавистью подумала Паола.
– Ну вот, - сказала за спиной Ираида Васильевна, - а теперь будем чай пить.
– Сколько по-здешнему?
– спросила Паола.
– Двадцать сорок две, - ответила Симона, и Паола перевела часы: "Атос", "Портос", "Арамис" и "Первая Козырева" отсчитывали время по Москве.-А теперь попрошу минуточку внимания. Мои пироги!
– Ваши пироги?
– поразилась Ираида Васильевна.-Я допускаю, что вы можете собственноручно смонтировать универсального робота, но испечь пирожок...