Вакантное место
Шрифт:
В наружной двери шевельнулся ключ. Соколов вышел в коридор и увидел Ирину, нагруженную пакетами с вишней, крыжовником и еще чем-то.
— Скучаешь, дорогой? — громогласно запела она. — Сейчас я буду тебя кормить.
— Тс-с, — зашипел Соколов. — Тихо. Завтра, завтра. Сейчас я не один.
— Ты что, прогоняешь меня? — Ирина развела руки, и вишни стали по одной мягко падать на половик. — Павлик, кто у тебя? — Она сделала попытку протиснуться плечом за порог, придерживая подбородком пакеты.
— Да
Стоит Дяде Феде увидеть ее здесь, весь поселок тут же будет знать, что соколовский Пашка завел себе в Москве невесту. Именно невесту — иного рода отношений там не представляют. Чего доброго, и мать сюда примчится! Только этого не хватало!
Но разве Ирина поймет?
— Павлик, — шепотом крикнула она, — ты меня стыдишься?! А я-то, я хотела тебе варенье варить, я час в очереди стояла…
— Завтра, завтра будем варить варенье, все будем, а сейчас давай, давай, некогда мне с тобой, сидит же он там…
Он захлопнул дверь, прислушался и услышал, как медленно, а потом все быстрее стучат ее каблуки.
Дядя Федя стоял возле стеклянного шкафа и рассматривал расположенные на куске синего бархата медали и жетоны Соколова.
— Это что же, все золото? — спросил он, щелкая ногтем по стеклу.
— Да нет, — засмеялся Соколов, чувствуя облегчение от того, что удалось все-таки спровадить Ирину. — Только называется «золотая медаль». Сплав такой, под золото.
— Не все, значит, золото, что блестит? А я давеча в государственном универмаге внучке часы приобрел. Золотые, и проба есть.
На сей раз прозвенел телефон.
— Павлик, — коротко дыша, заговорила в трубке Ирина, — ты можешь спуститься вниз на минуту? Мне надо очень важное тебе сказать.
Вот привязалась! И ведь будет звонить, если не выйдешь!..
Наврав что-то в строгие дяди-Федины глаза, Павел сбежал вниз. Ирина стояла в парадном возле автомата, разложив на полу покупки. Рядом на колченогом стуле сидела и вязала чулок лифтерша в валенках с калошами.
— Павлик, я тебя долго не задержу, я хочу тебе только сказать, что все, все, с меня хватит, я вот так сыта, я унижена тобой, как не знаю кто, все, Павлик. Мне давно предлагает замуж один хороший человек, все, Павлик, прощай…
— Пакетики забыли, барышня или дамочка, — ворчливо проговорила ей вслед лифтерша. — Павел Иваныч, с пакетиками-то как будет?
— Возьмите себе! — крикнул он с лестницы. И подумал на бегу, что вернется Иринка, никуда не денется.
17
Накануне соревнований Василий Матвеев ночевал у Андрея Ольшевского.
— Не спишь, Андрюха?
— Луна мешает. У, желтый глазище!
— На Луне, знаешь, вулканы открыли. Ты что это в окно кидаешь?
— Это я в луну. Представляешь: бомм — медный звон на всю вселенную. Осколки в сторону. И полная темнота.
— Трепло, а как же приливы и отливы?
— Боже мой, как я мог забыть! Оставить человечество без приливов и отливов и даже без лунатиков! Спасибо тебе, Вася, от имени шести частей света.
— Слушай, а чем это ты кинул?
— Так, гаечка какая-то завалялась.
— Какая гаечка? Чокнутый, это, наверное, моя! Где у вас выключатель?
— Да спи, пошутил я.
— Что-то не спится… Ничего, выиграешь послезавтра, вот тогда я посплю.
— Вась, ну ладно, допустим, я выиграю, мне — билет во Францию, а тебе что? Что ты так за меня молишься?
— Как что? Почет.
— От кого?
— От самого себя.
— Только-то?
— А что? Я люблю самого себя уважать.
— Немного же тебе надо.
— Кому что. У нас малый есть один в заводоуправлении. Такой чудак! Очень за футбол болеет. Раз пришел я к нему бумажку подписать. Весной было. Он сидит, таблицу чертит. «Ну, — говорит, — товарищ Матвеев, жизнь начинается. Будем скоро с тобой футбольные таблицы заполнять». «А я, — говорю, — не буду». — «Неужели не интересуешься?» «Нет», — говорю. Удивился. Подумал, подумал, потом спрашивает: «Слушай, а, например, лотерейные билетики ты покупаешь?» — «Нет, не покупаю». Он опять подумал, а потом и говорит: «Слушай, Матвеев, а есть у тебя хоть какие-нибудь страсти?» Такой чудак!
— Для чего ты это мне рассказал?
— Так, к слову. Спи давай.
— Интересно, что видит сейчас во сне Пашка Сокол?
— Ничего. Он, наверное, никогда снов не видит.
— А Калныньш?
Васька надолго замолчал. И когда Андрей решил уже, что он уснул, ответил негромко и улыбчиво:
— Старик видит себя молодым. Ты этого еще не понимаешь.
Ни в том ни в другом случае Матвеев не угадал. Павел Соколов метался головой по смятой подушке и мчал вдоль кромки трека, а вслед, в каких-нибудь сантиметрах позади, бесшумно летела за ним и бесшумно смеялась маленьким треугольным ртом физиономия Быбана со шлемом, надвинутым на круглые и неподвижные фарфоровые глаза. Так уж спится в полнолуние — беспокойно и тяжко.
А Калныньш вовсе не спал. Клавдия уложила его силком и сама села качать кроватку Дзинтарса, и на стене шевелился ее рогатый от бигуди силуэт, а Дзинтарс надрывался и всхлипывал — вчера ему впервые привили оспу. Калныньш знал, что заснуть необходимо. Он закрыл глаза и попытался увидеть море, большое и сверкающее, и янтарную прибрежную косу, и точки сейнеров на той дальней грани, где темная синева переходит в светло-белесую. Сейнеры ушли, а Калныньш так и не уснул до рассвета, когда наконец успокоился его сын.