Валентин Распутин. Боль души

Кожемяко Виктор Стефанович

Валентин Распутин: У меня такое впечатление, что мы все испытываем невольную радость от сравнительно благополучного перехода в новое столетие и тысячелетие. «Сравнительно» – потому что природа показала свою мощь: были разрушительные и землетрясения, и наводнения, и тайфуны, и несусветная жара в Южной Европе, и несусветные морозы в Сибири, но без апокалипсических разломов и потопов обошлось. И мы оказались на другом берегу. Именно это ощущение: на другом берегу. Там, где мы были только что, закончилась история, в которой человек еще мог принимать участие (Фукуяма, американский философ японского происхождения, десять лет назад написавший статью «Конец истории», прав), а вместе с историей закончилась человеческая цивилизация и общественная эволюция. Позади остались захоронения тысячелетних трудов и упований. Вокруг

нас подобие прежней жизни, те же картины и те же дороги, к которым мы привыкли, но это обманчивое видение, тут все другое. И мы другие. И этот «подарок» новой календарной эре и всему миру сделала Россия. Она вдруг сошла со своей орбиты и принялась терять высоту. Но значение и влияние ее в человеческом мироздании было настолько огромным, удерживающая ее роль настолько велика, что вся планета, независимо от того, что кто-то считает себя в выигрыше, почувствовала неуверенность и тревогу, всех обожгло наступление новой реальности на противоположном берегу Реки жизни.

«Обожгло» – не значит, что привело в чувство и разум. Ненавидевшие Россию не остановятся в своей ненависти к ней, и внутри России те, кто составил себе профессию по-змеиному набрасываться на любое мало-мальски спасительное для нее дело, ничего, кроме яда, вырабатывать не могут. Из России будут продолжать делать самоубийцу (для столь огромной величины это не моментальное действие) и одновременно обучать ремеслу самозахоронения: оторвали от себя кусок тела, к примеру, национальную культуру – погребли, оторвали остатки отечественного образования, как сейчас происходит, – погребли… И так далее: богатства земные, духовные, природные и исторические накопления… И это может продолжаться до тех пор, пока, кроме имени, от России ничего не останется, или пока мы будем возиться с навязанными нам, как условие капитуляции, «правами человека» во вред правам народа на жизнь. О каком благополучии может идти речь, если права грызунов у нас первее и важнее права цельного организма на здоровое существование?

На этом берегу, где мы очутились, ступив в третье тысячелетие, все будет жестче, откровенней, без всякой там человеколюбивой риторики. Слабым здесь делать нечего. Нам или придется в короткое время стать сильными, притом двойной силой – духовной и физической, или готовиться к худшему.

– Продолжают говорить о загадке Путина. Для вас есть такая загадка?

– Особой загадки тут, мне кажется, нет: Путин расчетлив, осторожен, он выжидает больше, чем делает. Все, что он делал до сих пор во внутренней политике, это чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Попытки договориться с олигархами, чтобы они поделились с государством награбленным, приведут к ничтожным результатам: эта порода людей на милосердие не способна, а требовать именем закона президент не в состоянии, у нас нет таких законов. Попытки вытащить народ из черной нищеты тоже привели к ничтожным результатам: прибавки жалованья и пособия тут же съедаются нарастающей дороговизной жизни, и единый Чубайс сильнее в своем мародерском величии всего правительства. Даже малого шага не сделано пока к объявленной диктатуре закона, и едва ли приведут к успеху попытки государства склонить на свою сторону большими и даже огромными окладами служащих власти и правосудия… Само по себе это парадокс, ненормальность: чтобы госслужащие служили государству, а не врагам его, и судьи правили закон, а не беззаконие, их приходится прикупать, создавать для них особые условия, а долг и совесть уже не играют никакой роли, они даже в расчет не берутся. А если так, если долг и совесть отменены в отношениях государства с подчиненными и присяги не существует, кто брал, тот и брать будет, увеличится только размер взятки. Преступные империи, даже каждая из них в отдельности, сегодня, похоже, богаче империи государства Российского, их это в расход не введет.

Год в должности президента – конечно, не ахти какой срок, и окончательные выводы делать рано. Но это все-таки срок, в какой замечаются перемены. И, если мы продолжаем обсуждать «загадку» Путина, – стало быть, перемены эти остаются неопределенными и решительный шаг во внутренней политике в ту или другую сторону сделан не был. Наши упования связаны, как правило, с патриотическими декларациями президента и искренностью их произношения, а наши разочарования – с тем, что в действительности от них мало что меняется.

Возьмем культуру,

нам с вами это ближе. Лучше в последний год стало дышаться культуре, которая на протяжении столетий составляла силу и славу России? Нет, не лучше, создается впечатление, что для министерства с этим названием русская культура нечто такое, о чем ему хотелось бы навсегда забыть. Но в министерстве тоже работают государственные служащие, и, если бы государство сознавало, что от макушки до пяток оно пронизано духом отечественной культуры, даже и несмотря на гонения ее в последние времена, оно бы позаботилось, чтобы и служащие его проникались этим духом. А служащие прямо на этой ниве – в особенности. Значит, не сознает, отворачивается от родного, заглядывается на чужие игрища. И президент особо отличившимся в попугайничестве и издевательстве над песнями «этой страны» раздает награды. Так получается. Что было при Ельцине, то и осталось. Кого мы с вами можем припомнить из патриотического лагеря – из патриотического, а не враждебного России, кто был бы замечен и отмечен и кому с благодарностью было воздано за труды по спасению… эх, сколько же всего нужного и родного пришлось спасать в эпоху грязи и мрази!.. Дело это само по себе не требующее наград, но достойно их все же более, чем разрушение или равнодушие.

– И все же какие-то перемены происходят. Путинское время чем-то уже отличается от ельцинского. Хотя есть здесь, по-моему, немало оснований для новых тревог. Так, признаюсь, у меня сжалось сердце, когда от одного за другим услышал от двух писателей-патриотов, что приходили их снимать для телевидения. Казалось бы, порадоваться.

Однако это может быть и знак того, что попытаются как-то использовать уважаемых этих людей в своих целях. Телевидение-то по сути своей прежним остается! И не представляю я, не верю, что будет подлаживаться под патриотически настроенных писателей. Скорее уж постарается их под себя подладить. Как вы считаете, есть такая опасность?

– Думаю, таких писателей-патриотов, как, предположим, Михаил Алексеев или Юрий Бондарев, телевидению под себя не подмять. Тут скорее другое. Вероятней всего, откуда-то сверху было высказано пожелание, чтобы телевидение делало хотя бы видимость плюрализма… Того самого, да, того самого, о котором, оседлав власть, и думать забыли. Мол, пора делать вид, будто мы всем даем слово. А это «всем» – одно мнение на тысячу противоположных. Такое теперь «равенство». В исправление телевидения я тоже не верю при теперешних его хозяевах. Больно уж выгодное это занятие – бесчестить Россию и развращать народ.

– Если говорить о силах, которые с самого начала так или иначе противостояли ельцинизму, то приходится признать: увы, не было и нет в них не только единства, но и подчас элементарного взаимного понимания и уважения.

Не потому ли победа оказалась весьма проблематичной?

Не скрою, с болью воспринял я в прошлом году памфлет Владимира Бушина «Билет на лайнер» – в ваш адрес. Поводом стало присуждение вам Солженицынской премии. То, что отношение к такому факту было неоднозначным, меня не удивило, этого следовало ожидать. Но чтобы патриот-публицист буквально изничтожил за это писателя-патриота…

Кстати, в памфлете том и я фигурирую среди ваших «чувствительных почитателей», выдавших вам титул «совесть народа». Что ж, не отрекаюсь. Остаюсь почитателем, по-прежнему высоко ценю совестливость вашу, которой, увы, очень и очень не хватает у нас сегодня литературе, в том числе публицистике. Однако не от одного человека довелось слышать: «Да зачем Распутин принял эту премию от Солженицына? Сам-то Солженицын не принял же орден от Ельцина!» Интересно, а вам говорили это?

– Говорили… Как не говорили… Почти в тех же самых выражениях. Логика поразительная: Солженицын, отказавшийся от награды Ельцина, – патриот, а Распутин, принявший премию от Солженицына-патриота, – отступник и предатель. Это у одних, умеющих заблудиться в двух соснах. И есть другие, Бушин среди них, не желающие еще с 70-х годов даже слышать имени Солженицына, оно их сразу ввергает в неистовство. Вот так же не принимают они Православие, русский человек, по их мнению, не должен был в этом отходить от ортодоксальной коммунистической идеологии или хотя бы раздвигать ее до признания Бога.