Валентин
Шрифт:
– Что насчет той блинной в Латинском квартале?
– Она открыта? Сейчас половина второго ночи, – хмуро говорит Серж.
– В Латинском квартале все закрывается ближе к трем, – напоминает ему Лео. – Тем более сегодня пятница.
Я смеюсь:
– Тот креп [7] с сыром до сих пор не дает тебе покоя?
– Это лучшее крепри в нашем городе, – оправдывается Лео и, захлопнув багажник, направляется к водительскому месту.
– Согласен, – эхом отвечает Серж. – Давай туда! Мне снились эти блинчики!
7
Крепы – тонкие
– Прямо снились? – издевательски переспрашиваю я.
– Как ты смеешь ставить под сомнение сказанные мною слова! – театрально хватаясь за сердце, провозглашает он.
– Садитесь, придурки! – зовет нас Лео.
Мы как по команде одновременно прыгаем в тачку. Лео заводит двигатель, и машина трогается с места.
Я поднимаю голову и упираюсь взглядом в Оперу Гарнье. Делаю долгий вдох. В одну секунду на меня обрушивается осознание: я в Париже. В городе, в котором родился и вырос. И господи, как же он прекрасен!
Мы едем вдоль бульвара Капуцинок, и я как завороженный смотрю на деревья с набухшими почками и фонари, освещающие нам путь. А вдоль дороги тянутся в ряд османовские [8] здания. Как же я скучал! Как же приятно вернуться домой! Три года – слишком долгий срок. Я соскучился.
– Найти парковку в этом городе практически невозможно. – Голос Лео и обыденные проблемы отрывают меня от моих мыслей.
– Вон там дамочка уезжает, – показывает пальцем Серж. – Нам повезло. Пятничный вечер и Латинский квартал. Кто бы мог подумать, что мы найдем свободное место. – Он чуть не прыгает от восторга.
8
Османовский стиль – городская застройка Парижа времен третьей четверти XIX века. Градостроительными работами с целью изменить облик города по поручению Наполеона III занимался барон Осман. Его главной отличительной чертой считаются фасады из тесаного камня и непрерывные ряды балконов с ажурными коваными решетками.
– Попробую туда влезть, – бормочет Лео.
– Бро, видел бы ты, сколько места в Москве! Они вообще не умеют так парковаться! Им и не надо. Но на их дорогах я бы в жизни не сел за руль. Пятиполосное движение! Ты вообще можешь себе такое представить? – Серж с чувством жестикулирует, пока Лео втискивает машину в крошечное пространство.
– Ювелирная работа, – одобряю я.
– Спасибо, – отзывается мой лучший друг.
– Пойдемте есть, – ноет Серж.
Как же давно я не проводил времени с ними! Они такие разные. Стали. Серж все еще витает в облаках и ведет себя по-ребячески. Ему тридцать, но что-то мне подсказывает, что он никогда не повзрослеет. С Лео же что-то случилось. Он будто вдруг стал старше нас, несмотря на то что мы с ним ровесники.
– У тебя все нормально? – спрашиваю я.
Тот не смотрит мне в глаза, неоднозначно пожимает плечами и нехотя признается:
– Меня кое-кто заблокировал.
– Этот кое-кто – девушка? – интересуюсь я.
– Что за тупой вопрос? Конечно, девушка! – отзывается Серж.
Лео взъерошивает коротко подстриженные волосы и вновь пожимает плечами.
– Черт, кажется, кто-то втюрился по самые уши, – округлив глаза, произносит мистер «я устрою стендап из всего на свете».
– Чуваки, ничего личного. Но сегодня я хочу просто съесть креп «Три сыра» и напиться в стельку, – нехотя признается тип «мне разбили сердце, но я побуду загадочным и неболтливым».
И все же эти двое – лучшее, что со мной случилось.
– Идеальный план, – говорю я, хлопнув друга по плечу.
И мы вдоль пустующей дороги направляемся в сторону блинной. Из окон доносятся звуки вечеринок, и я вспоминаю, как мы ютились в студиях и квартирах друг друга во время пандемии и боялись, как бы соседи не сообразили, что у нас вечеринка. Тогда нам казалось, что мир никогда не войдет в норму, но прошло всего три года, и все вернулось на круги своя. Магия жизни. Любовь к ней всегда побеждает. По крайней мере, хочется в это верить. Я бреду вперед, наслаждаясь брусчаткой под кроссовками, и не могу отделаться от глупой расцветающей радости в душе: я дома. Я вернулся. Из полета счастья меня выбрасывает отвратительно громкий смех Сержа. Его неконтролируемое хихиканье разносится по всей пустующей улице. Громко, задорно и раздражающе звонко. Не удивлюсь, если этот смех гиены слышат соседние Германия и Испания. Он так ржет, что не может вымолвить ни слова.
– Не могу-у-у! – воет Серж и указывает пальцем куда-то в сторону рекламного щита у автобусной остановки. – Это лучшее, что я видел! – все еще задыхаясь, орет он. – Твоя лучшая реклама!
Я пялюсь на популярную рекламу парфюма от HUGO BOSS. Та самая, на фоне которой меня снимал Серж в Стамбуле. Только на этой у меня отвратительные усики и рожки, но это еще не главное. У меня на лбу нарисован крошечный член, а надпись на рубашке крупными буквами гласит: «ЧЛЕН ВОСПРОИЗВЕДЕН В РЕАЛЬНЫХ РАЗМЕРАХ».
– Добро пожаловать домой! – посмеивается Лео.
Неужели и его что-то рассмешило в этот вечер?
– Welcome, мать его, home, – по-прежнему надрывается от смеха Серж.
Я пялюсь на рекламный щит и думаю: «Bienvenu» [9] .
Глава 5
Полин
ВЕТЕР РАЗВЕВАЕТ МОИ волосы. На деревьях распускаются почки, а в воздухе витает запах весны. Как же я обожаю Париж в это время! Вечера все еще прохладные, но ветер… более нежный, ласковый, обещающий скорую весну.
9
Добро пожаловать (фр.).
– Просто поверь, тут лучшие блинчики на всем белом мире! То есть свете! – У Эммы смешно заплетается язык. Анабель с ней спорит:
– Из нас троих единственный человек, который может есть блинчики поздней ночью, – это Полин. Мы с тобой в эту категорию не входим.
– Ой, заткнись. – Эмма хмурится и кладет руки себе на грудь. – Ты посмотри на эти формы! Их необходимо поддерживать!
Мимо проходит группа парней, которые становятся свидетелями ее мини-шоу.
– Формы что надо, – поигрывая бровями, бросает один из них.
– Свободен, – стрельнув взглядом, угрюмо отзываюсь я.
Нам везет – им не нужно повторять. Они просто хихикают и отходят. Парни, которые понимают с первого раза, – большая редкость, отчего кажется, что они какие-то особенные. Эмма в шоке следит за тем, как они удаляются, а затем переводит взгляд на меня:
– Я только что на всю улицу хвасталась своими формами, схватившись за грудь?
– Было дело, – подавляю я смешок.
Эмма с хлестким звуком впечатывает ладонь себе в лоб. Подозреваю, что завтра утром, вспомнив об этом инциденте, она громко прокричится в подушку и пообещает себе никогда больше не пить. А я подставляю лицо нежному ветерку. Как же прекрасен Париж ночью! Фонари рассекают тенями пространство, что добавляет городу сказочности и недосказанности. Но при этом в нем кипит жизнь. До нас доносится музыка с вечеринок, и я думаю, что сосед Эммы сойдет с ума от жизни в этом районе. Тут никто никогда не спит.