Валентина. Мой брат Наполеон
Шрифт:
— Но тамошний невозможный климат! — пришла в ужас Полина. — Он убьет меня.
— Ты хочешь сказать, — произнес Наполеон ледяным тоном, — что тебе будет недоставать тех необузданных оргий, которыми ты увлечена в Париже. Сан-Доминго, возможно, испортит твой цвет лица, но в целом перемена пойдет тебе только на пользу. В нравственном отношении. К сказанному мне больше нечего добавить.
Наступила неловкая тишина — неловкая для всех, кроме Жозефины. Она приветливо улыбнулась, и мне было нетрудно угадать ее мысли. Люсьен пребывал в немилости и, вероятно, эта немилость еще усугубится. Полине, которая доставила ей больше хлопот, чем любой из нас, предстояло отправиться в далекую французскую колонию Сан-Доминго. Таким образом, семейная война склонялась в ее, а не нашу пользу. Жозеф откашлялся и, прервав молчание, сказал:
— Наполеон, переговоры с Его Святейшеством папой…
— Здесь столовая, а не зал заседаний сената, — прервал его Наполеон.
Жозеф, который вел с Ватиканом какие-то переговоры, послушно умолк. Вновь наступила тревожная тишина, которую в конце концов нарушила неугомонная Жозефина. С простодушной улыбкой она медоточивым голосом что-то сказала моему брату Луи. Я точно не помню ее слов, и что он ей в обычной грубой форме ответил, но она была такой обворожительной, что у меня сразу же возникли подозрения. Какую пакость она замыслила? Быть может, назначение Луи на некую должность в какой-нибудь далекой стране? Устранение с поля семейной битвы еще одного враждебно настроенного Бонапарта? Не дожидаясь последнего блюда, Наполеон внезапно поднялся.
— Это самая унылая семейная вечеринка из всех, на которых я присутствовал, — заявил он и добавил, взглянув на меня с улыбкой: — Мне необходимо поговорить кое о чем более радостном. Пойдем в мой кабинет, Каролина. Расскажешь, как ты развлекалась в Италии.
Уютно устроившись в кабинете Наполеона, я начала непринужденно болтать о светской жизни во Флоренции и Милане, особо выделяя тот факт, что аристократы обоих итальянских городов оказывали мне, как сестре Наполеона, повышенное внимание, лебезили передо мной и всячески льстили.
— Тебе не пришлось столкнуться с неприязненным отношением?
— С открытым и явным — нет.
— Неприязнь существует, хотя хорошо и замаскированная. Оккупационные войска никогда не пользовались любовью…
Было заметно, что его мысли блуждали где-то далеко. Внезапно он встал и начал беспокойно взад и вперед шагать по кабинету. Задумчиво улыбаясь, он наконец остановился передо мной.
— Ты ничего не добилась у Жозефины сегодня днем?
— Абсолютно ничего, — призналась я, удивившись. — Она рассказала тебе о моем визите?
— Да, рассказала обо всем.
— Выходит, она больше не желает заботиться о моих интересах в лице Ахилла?
— Выходит, что так.
— А как обстоит дело с Жозефом? В последнем письме она была обеспокоена объединенными усилиями семьи. Теперь ей, как будто все равно. Все-таки, что она замышляет? Есть ли у тебя хоть какое-нибудь представление, Наполеон?
— Абсолютно никакого, — рассмеялся он добродушно. — Самое волнующее качество Жозефины — ее способность внезапно ошеломить. Я с нетерпением ожидаю сюрприза, который она приготовила для меня, а может быть, и для всех нас.
— Наполеон, — сказала я, набравшись смелости, — этот больной вопрос с объявлением твоего преемника…
— Больной вопрос? — передразнил он.
— Наполеон, прошу тебя!
— Я еще не принял окончательного решения, — заявил Наполеон уже серьезно. — Мне нужно укрепить собственную позицию главы государства, сделать ее надежной и устойчивой. Мне, обычно человеку нетерпеливому, приходится вооружиться терпением и ждать подходящего момента. Все вы также должны набраться терпения.
Сюрприз вероломной Жозефины не заставил себя долго ждать. Впервые я услышала о хитром и жестоком плане Жозефины. От Гортензии, которая однажды ко мне пришла страшно расстроенная. К тому времени ей уже исполнилось девятнадцать лет. Она не рыдала, как ее восхитительная мамочка в подобных случаях, но написанное на ее лице страдание трогало сильнее любых слез, настоящих или притворных.
— Каролина, — проговорила она, запинаясь, — я не хочу выходить замуж за вашего брата Луи.
— Луи? — переспросила я, совершенно сбитая с толку. — Разве есть причина, которая могла бы вас заставить?
— Этого хочет моя мать, и первый консул с ней согласен.
Так вот в чем дело! Вот почему Жозефина последнее время была необычайно ласкова с Луи.
— Началось с того, — продолжила Гортензия с трудом, — что мать убедила первого консула назначить Луи своим преемником. Это пока тайна. Даже Луи ничего не знает, но, будучи в отчаянном положении, я раскрываю вам секрет в надежде на вашу помощь!
План Жозефины был чрезвычайно прост, и раскусить его не составляло большого труда. Если дочь выйдет замуж за наследника Наполеона, положение самой Жозефины станет намного прочнее, а особенно после того, как Гортензия родит сына. Невзирая на семейную войну, она была готова, не колеблясь, пожертвовать родной дочерью ради достижения собственных эгоистических целей.
— Вы разговаривали с Луи? — спросила я. — Вам известно, как он относится к предполагаемому браку?
— Луи так же, как и я, против брака, но мы оба в отчаянии и боимся, что в конце концов нам придется подчиниться. Можете ли вы нам помочь, Каролина?
— Сомневаюсь, — ответила я, трезво оценивая шансы, — но я, безусловно, попытаюсь. Сперва поговорю с Луи.
Но это стало возможным только спустя два дня. Дело в том, что Луи бежал из Парижа с любимой девушкой, но Наполеон, узнав об этом, распорядился вернуть их до того, как они успеют тайно обвенчаться. Когда я наконец встретилась с ним, он был угрюм, но уже не казался строптивым.
— Невозможно, — сказал он, — противиться воле Наполеона вечно.
— Можно, если ты станешь смело отстаивать свое мнение, как это всегда делала я…