Валерий Чкалов
Шрифт:
Глава пятая. Нехожеными путями
И В Сталин, Л. М. Каганович и Г. К. Орджоникидзе встречают на Щелковском аэродроме экипаж «NO-25», возвратившийся после перелета Москва – остров Удд (10 августа 1936 г.).
1925 год отмечен в истории советской авиации знаменательными событиями. В этом году состоялись первый выпуск слушателей Академии Воздушного Флота имени Н. Е. Жуковского, первый испытательный полет с авиационным мотором, построенным на ленинградском заводе, дальний перелет по маршруту Москва – Улан-Батор – Пекин.
Перелет этот называли тогда великим. Советские летчики летели над обширными пространствами, разнообразными по своим географическим и климатическим условиям. Все шесть летчиков великолепно выдержали строгий экзамен, а вместе с ними выдержали испытание также почтовые и пассажирские самолеты советской конструкции.
На самолетах «Р-1» пилоты М. М. Громов и М. А. Волковоинов дополнительно перелетели из Пекина в Токио. За три дня они покрыли расстояние почти в 2800 километров и фактически поставили авиационный рекорд высокого международного класса. Этот рекорд не был зарегистрирован только потому, что Советский Союз тогда еще не входил в Международную Авиационную Федерацию (ФАИ).
Все советские летчики восхищались бурным ростом отечественной авиации, успехами своих товарищей. Чкалова волновало, что сам он еще не работает в полную меру своих сил и способностей. Строгий устав истребительной авиации не допускал воздушных экспериментов; летчики должны были ограничиваться узаконенными фигурами высшего пилотажа. С этим Валерию трудно было примириться. «Кому нужен летчик-истребитель, который не умеет драться по-настоящему?» – думал он и жадно расспрашивал И. П. Антошина о воздушных боях в гражданскую войну. Ему надо было знать все: какие применялись эволюции, когда противник имел превосходство в горизонтальной скорости, и что нужно делать, если твой самолет уступает самолету противника в маневренном отношении?
Валерий убежденно говорил:
– Враг может к земле прижать. Тогда как? Если я не научусь делать фигуры на малой высоте, враг меня уничтожит. А я не хочу погибнуть. Я хочу побеждать!
Командир эскадрильи успел полюбить Чкалова, оценить его природную одаренность. И в душе он был согласен с ним. Но воздушные эксперименты вызвали бы подражание, которое могло кончиться аварией. Виртуозное мастерство Чкалова было не по плечу многим летчикам.
Командиру оставалось одно: дружески уговаривать своего питомца, а если тот все же нарушал дисциплину – взыскивать с него.
Пять суток гауптвахты за фигурный пилотаж на старом «Ньюпоре» только открыли список взысканий.
Требовательный командир не прощал нарушений устава, но в то же время он понимал стремление талантливого пилота к новаторству, страстную его любовь к авиации. Чкалов чувствовал моральную поддержку командира эскадрильи даже в тех случаях, когда тот давал ему очередной нагоняй или отправлял на гауптвахту.
Каждый полет Чкалова, выходивший из обычных рамок, вызывал у командира серьезный интерес. Он старался вникнуть в причины нарушения устава. Так поступил он и после полета под аркой Троицкого моста в Ленинграде. Этот исключительный воздушный эксперимент не был случайным, он имел свою историю.
Ленинградская истребительная эскадрилья славилась учебно-боевой подготовкой. Ее летчики безукоризненно выполняли сложные фигуры высшего пилотажа. Единственно, что им плохо удавалось, – это правильно рассчитывать скорость и угол планирования при посадке самолета с выключенным мотором на точность.
С таким важным пробелом в боевой подготовке не хотели мириться ни командир, ни летчики. Для тренировки командир приказал поставить на аэродроме легкие ворота из тонких шестов. Взамен верхней перекладины висела полоса марли. Высота этих ворот равнялась десяти, а ширина – двадцати метрам. Планирующий на аэродром самолет должен был пройти в ворота, не задев марли.
Теперь могут показаться чересчур примитивными и даже смешными и самодельные ворота на военном аэродроме и марля, но по тем временам это никого не удивляло, а, напротив, говорило о находчивости и сметке людей эскадрильи, о горячем их желании сделать все для повышения своего летного мастерства. Чкалову очень нравилось это упражнение. Он проделывал его много раз и всегда с успехом.
Тренировочный полет через ворота навел Чкалова на мысль о чрезвычайной важности искусства точного маневра для будущих воздушных боев. Чтобы проверить себя, он и решил пролететь под аркой Троицкого моста. Малейшая ошибка в управлении машиной грозила здесь гибелью.
На этот полет Чкалов решился не сразу. Летая в районе Троицкого моста, он снижался над Невой так, что колеса его самолета почти касались воды. Не раз ходил он по Троицкому мосту и, делая вид, что гуляет, время от времени заглядывал через перила вниз. Опытный, зоркий глаз летчика отмечал и ширину пролета и высоту над водою. Чкалов улыбался удовлетворенный. Ворота на аэродроме были еще уже. «Пролечу!» – уверенно думал он.
День для полета был выбран ясный, безветренный. Река отражала голубое небо и темные контуры моста. В последний раз Валерий проверил свои расчеты: машину надо было провести точно посредине пролета под аркой, не задев ни устоев, ни ферм, ни воды.
…Оглушающее эхо от грохота мотора обрушилось на летчика в ту долю секунды, когда он промчался в теснине между устоев моста.
Полет под мостом был совершен среди бела дня, в многолюдном районе большого города, на глазах у сотен зрителей. Естественно, что молва о нем распространилась быстро. Особенно бурно обсуждалось это событие в Ленинградской истребительной эскадрилье. Большинство летчиков восхищалось блистательным авиационным мастерством Чкалова. Но нашлись и такие, что расценили этот полет как бессмысленное трюкачество. Валерий принимал поздравления и одновременно отшучивался от нападок.
– Чего вы от меня хотите? – говорил он. – Французский летчик за большие деньги взялся пролететь под Эйфелевой башней. Полетел и разбился. А я под мост даром слетал.
– Вовсе не даром, Валерий, – дружелюбно-иронически заметил один из летчиков. – Ты еще получишь за этот полет… суток пятнадцать гауптвахты.
На этот раз, однако, командование части ограничилось тем, что вынесло Чкалову за неуставные действия строгое предупреждение.
И. П. Антошина в то время не было. Вернувшись в Ленинград, он вызвал Чкалова и долго беседовал с ним. Валерий был еще молод, недостаточно опытен и не все, что чувствовал, умел передать собеседнику. Но Антошин понял и оценил по заслугам искреннее стремление Чкалова доказать, как далеко может шагнуть мастерство пилота, соединенное с мужеством и волей советского человека.