Валерий Воронин - преждевременная звезда
Шрифт:
…Воронин вошел в большой футбол на волне успеха, который непосредственно коснулся того «Торпедо», в чьем дубле проявил он себя, откуда делегировали Валерия в юношескую сборную, выступившую, впрочем, в международном турнире под флагом «Торпедо», чтобы не слишком рисковать спортивным престижем страны. Вот эта боязнь — из прежних времен. А сам факт участия юношей в международном соревновании — примета наступившей оттепели.
Можно ли сказать, что футбольная карьера Валерия Воронина целиком пришлась на либеральные времена? Можно, при условии, что будет сказано и про обманчивость социалистического либерализма.
Жертвой неприжившегося, неукоренившегося либерализма можно бы, в первую очередь, посчитать Эдуарда Стрельцова. Пожалуй, из сборной образца еще сталинского пятьдесят второго года никого бы и не отпустили на
И все-таки Воронин, вкусивший прелести более раскованного — по тогдашним, само собой, меркам — пребывания за рубежом, почувствовавший в кармане призывное жжение валютных купюр, жертва оттепели в большей степени, чем Эдик. Случайно ли карьера его оборвалась в шестьдесят восьмом году, когда страна после событий в Чехословакии намекнула недвусмысленно и своим гражданам, что послаблений больше не будет…
— 5—
Начнем с того, что вниманием динамовских тренеров Воронин обделен не был. Пусть Бесков в момент их знакомства считался тренером начинающим, но динамовским из динамовских.
К пятидесятому году он оказался главным из оппозиционеров по отношению к старшему тренеру «Динамо» Якушину. Позднее Бесков признавал, что в своих командах наиболее сердился на игроков, относившихся к его указаниям, как он к якушинским. Генералы, курировавшие «Динамо» в сезоне пятидесятого, ополчились на Михаила Иосифовича, уступавшего первенство Аркадьеву, — и опору нашли в нескольких ведущих игроках. И прежде всего в Бескове. Вместо сосланного в Тбилиси Якушина призвали тренеров не слишком властных — и Бесков, всегда конструировавший динамовскую атаку, практически стал играющим тренером. Но в сезоне пятьдесят третьего Якушина вернули. Тридцатитрехлетний Бесков, не блеснувший, по разным причинам, на Олимпиаде, несколько сник — ясно было, что ветеранов, способствовавших отставке Якушина, возвращенный тренер надолго в команде не задержит. Сам же лукавый Михаил Иосифович говорил: «Я заметил, что Костя стал ауты вбрасывать — и понял, что ему пора заканчивать…». Бесков стал помогать Качалину в сборной, но роль помощника его наверняка тяготила. Работа с детьми пошла у него великолепно — он для нее казался созданным, но за приглашение идти старшим тренером в «Торпедо» — в чужой лагерь — не мог не ухватиться.
Году в семьдесят четвертом, кажется, Валерий Воронин едва не получил срок за хулиганство. Пустяковый случай — бросил в кого-то пустым стаканом в ресторане «Огонек» — вполне бы обернулся неприятностями, не вмешайся муж сестры Вали. На суде собрались все торпедовцы. И я тоже пришел. Рассмешило меня, что у организованного Валей адвоката фамилия Трахтенберг — к футбольному обозревателю он, правда, никакого отношения не имел. В этого Трахтенберга вцепился помятый Олег Сергеев — он недавно вернулся из лечебно-трудового профилактория и утверждал, что там совсем неплохо: «Кушать дают и потом все же знают, что я — Сергеев». Сергеев мучил адвоката разъяснениями, какие все ребята в «Торпедо» умные, но Воронин и среди них выделялся… Умные ребята поглядывали на Олега с досадой: как бы он лишнего не ляпнул — и не испортил дела. И не думаю, что в ту минуту кто-нибудь вспоминал, как ездили в Италию на международный турнир для игроков шестнадцати-семнадцати лет. Я уже сам сейчас не помню, кто ездил с ними тренерами, но игру этим ребятам ставил Бесков. В команду входили и Воронин, и Численко… Сергеев был их на год младше, но имел лучшую прессу, прошел тогда первым номером. Я к тому, что Воронин вундеркиндом все же не был — поднимался, прибавлял от сезона к сезону, войдя на вершину своей футбольной силы к середине шестидесятых.
Если верить Мише Посуэлло — а я ему верю без всяких оговорок, — Воронин и в «Химике» произвел на него впечатление очень большого игрока в недалеком будущем. Но среди резервистов «Торпедо» собрались сплошь таланты — и выделиться сразу же никому из них не удавалось. Но важнее, что они великолепно смотрелись все вместе — мастера из основного состава в сравнении с ними выглядели бы просто архаично, если бы их игра не подчинена была Стрельцову с Ивановым.
У нас все наизусть знают фильм «Покровские ворота» — и не могли не обратить внимание, что автор Леонид Зорин как пример оттепели приводит фразу футбольного комментатора о двух необыкновенных молодых форвардах. Имена в картине не называются, но кто бы не догадался, что имеются в виду не кто иной, как Эдик и Валя?
Они и молодому тренеру Бескову могли сказать на установках: «Вы покороче, Константин Иванович!». Стрельцов с удовольствием вспоминал, что когда Бесков принимал участие в двусторонних играх, он с ними тягаться не мог, а они-то все равно считали его классиком футбола — и гордились, что наступил момент, когда они по ситуации выше.
Потом злословили, что Бесков ставил перед руководством невыполнимое условие: убрать из команды и Валю, и Эдика. Такого быть не могло. Бесков знал, как повезло ему с лидерами. Но и как утверждающемуся тренеру и педагогу по натуре ему интереснее работать было с такими дублерами, как Воронин, которые слушали его указания, разинув рот. И во всем ему подражали. Хотя сначала Валерий начесывал себе кок — «под Стрельцова». И уж позднее скопировал у Бескова прическу с идеальным пробором.
Рассказывая о молодости в дубле, Воронин не скрывал, что Эдуард Стрельцов относился к нему благосклоннее, чем Валентин Иванов. После Мельбурна даже подарил ему кожаные перчатки. А Валентин, когда Воронин подходил к столу, где старшие, допустим, в карты играли, обязательно посылал его за водой — и напутствовал: «Только пропусти струю, чтобы холодненькая была».
Когда мы, работая с Ворониным над статьей для «Недели», невзначай оставили в тексте это воспоминание, Валентин Козьмич, как сообщали очевидцы, пришел в ярость. Но при встрече с бывшим партнером от объяснений воздержался. Приветствовал только: «Ну, писатель…», добавив непечатное (в те, конечно, времена) выражение.
На скрытый упрек в дедовщине Иванов обижался не без оснований. Молодое, новое «Торпедо», ставшее в шестидесятом году суперклубом, начиналось с него — он пришел в команду в пятьдесят третьем девятнадцатилетним и очень скоро превратился в лучшего игрока, ни на чью, в общем, поддержку в достаточно возрастном основном составе не опираясь. Правда, великолепный человек, испанец Августин Гомес — капитан «Торпедо» — сразу выделил его среди новобранцев. А через год в команду пришел еще более юный Стрельцов. И уже в качестве лидера Валя Иванов принял его без ревности, сразу почувствовав, какие преимущества несет в себе их связка. Стрельцов потом говорил мне, что до того, как позвали их с Ивановым в сборную, никто из солидных партнеров по клубу паса ему не отдавал… И лишь «Кузьма» бывал ему на поле родственен.
Когда Воронин готовился играть за дубль в коротких — баскетбольных — трусах, ветеран Лев Тарасов пошутил: «О! Современный игрок!». Подначки подначками, но в команде, уже подчиненной Иванову со Стрельцовым, опытные игроки не могли не видеть, что в изменившемся футболе перспектива за теми, кто усвоил науку Бескова — тренера, которого середнякам-ветеранам, а не Иванову со Стрельцовым, как некоторые считают, удалось «схарчить». Усилиями Иванова и Стрельцова, изменившими представление об уровне и возможностях торпедовской игры, обстановка в «Торпедо» превращалась в дедовщину наоборот — и посредственностям из «стариков» в команде становилось неуютно. И не кто иной, как Иванов, оставшийся в пятьдесят восьмом году без Стрельцова, «прорубил окно» Воронину и компании. За это ему совсем не зазорно было принести холодной воды из-под крана…
— 6—
Сегодня Воронин — звезда прошлого футбольного века — стал персонажем очень далекого для нынешней молодежи прошлого. И начиная повествование о нем, чувствую на себе иронические взгляды многочисленных и шустрых молодцов, работающих в сегодняшней спортивной прессе и с откровенным пренебрежением относящихся ко всему, что было до них. Я тоже был молодым — и спешил занять место старших, чувствуя свои биологические преимущества. Но история футбола интересовала меня изначально. Может быть, из-за того, что увлекся я футболом в очень раннем возрасте и в середине века время еще не опустело по-сегодняшнему: живы еще были многие из тех, кто присутствовал при зарождении футбола у нас в стране. Уже упомянутые братья Старостины, например… И в людях моего поколения ощущение в себе истории и себя в истории развито было, по-моему, острее — при всех запретах и умолчаниях.