Валеркин декабрь
Шрифт:
– Валерка! – крикнула из комнаты бабушка, пока я доставал тетради, ручки, а еще тренировочные штаны, кеды и носки, – мать сегодня допоздна, зайди вечером в магазин, купи хлеб и чай, заварка закончилась!
– Хорошо, баб! – Я собирался, опаздывая на автобус, и отчаянно пытался вспомнить, куда запропастился последний второй чистый носок. Остальные с утра были грязные, а стирать вчера было некогда. Мать всю неделю работала по двенадцать часов, и на мне, кроме колледжа, бабушки, баскетбола, висел Кирюха с детсадом и поздний ужин для всей семьи. Да где же этот чертов носок? А, и хрен с ним. Выхватив из тазика с грязным бельем под ванной что-то черное, я бросил его к кедам.
– Ба, я полетел. – Крикнул в воздух и хлопнул дверью погромче, чтобы она услышала. Ба у меня инвалид: ходит плохо, да и слышит, в-общем, тоже не очень. Зато, когда ей что-то надо, своим громким голосом выносит мозг на раз.
Заперев квартиру, я быстро слетел на десятый этаж и оттуда вызвал лифт, поскольку соседка по площадке тоже была не очень. Только наоборот. Стоило кому-то из нас открыть дверь на лестницу, как она, каким-то чудом
Я открыл подъездную дверь и сразу посмотрел на дорогу: где-то справа должен показаться мой автобус… если я на него еще не опоздал. А если опоздал, то опоздал на лабораторку по химии в колледже. А в химии я не очень. Причем настолько, что не спасет и областной чемпионат среди баскетбольных команд учебных заведений, где я – не последний игрок. Хоть мал, да прыгуч. Это так наш тренер говорит. А так-то я для шестнадцати лет вовсе и не маленький даже. Да и вообще спортивного телосложения. Короче, девчонки оборачиваются. Иногда. Так вот. Химия – это смертельно. К экзамену из принципа не допустят. А вызывать слезы жалости, рассказывая про семью, как посоветовала Тамарка, наша староста, не могу, да и не хочу. Вообще-то я взрослый человек и должен сам с этим разбираться. В каникулы, например, я маме со второй работой помогаю, на компе заполняю для нее какие-то калькуляции и ведомости. А вот мой автобус! До перехода добежать не успеваю. И, как все опаздывающие, лечу напрямую, через четыре полосы. Мой спринтерский забег водилы оценили дружными гудками и добрыми пожеланиями. Однако, не отвлекаясь, я целеустремленно приближаюсь к автобусу и… вижу его. Маленького белого щенка с висячими пушистыми ушками. Он вывернул мне навстречу из-под колес какой-то машины. Добегая, я нагнулся, чтобы ухватить его за шкирку. Получилось! Прижимая мелкого к куртке, я бросил отчаянный взгляд на водителя автобуса. Но тот, внимательно глядя на утреннюю трамбовку пассажиров, ждать меня явно не собирался. Я бросился наперерез. Короче, черный джип, вылетевший сбоку, я заметил… да только слишком поздно. Как в замедленной съемке, на меня наехал бампер здоровущей машины. Падая ему под колеса, бросаю щенка вверх, чтобы не задавили (это я соображаю). Моя сумка летит под автобус, а я куда-то вбок. Визг тормозов. В голове крутится мысль: блин… точно опоздаю на химию. И все.
Очнулся я, думая, что сейчас утро и пора вставать. Но, даже не выдав команду на открытие глаз, мозг начал срочную перезагрузку последних файлов. Тогда я вспомнил: а ведь мы с джипом улицу не поделили! Перед моим внутренним взором встала здоровенная морда черной машины и серое хмурое небо. Я открыл глаза. Передо мной было стекло. Подо мной – черный капот. Я лежал на джипе. Звуки и запахи навалились через секунду. Страшно воняло жженой резиной, автомобильными выхлопами, жидкостью стеклоомывателя, еще какой-то химией… Вокруг ходили люди, с любопытством оглядываясь и снимая происшествие на телефоны. Автомобили стояли. Где-то выла сирена. Я приподнялся и лениво подумал: вроде меня сбили, а никто и внимания не обращает. Потом пришла мысль, что это даже очень хорошо и пора мне отсюда подобру-поздорову… Перед тем, как подняться, я глянул в стекло джипа на себя. Еще раз посмотрел. И медленно перевел взгляд на свои руки… Пипец! В капот машины упирались белые
Действительно, а где же моя вторая часть, мое любимое и бесценное тело? Я спрыгнул с капота на асфальт, чуть не ударившись об него лицом-мордой, (лапки-то слабоваты – заметил кто-то внутри меня), и поскакал туда, где кучковалось больше всего народу. Пробравшись сквозь чужие ноги, я увидел себя, лежащего на асфальте, в испачканных и разорванных джинсах, с грязными руками и окровавленной головой. «Охренеть!» – было первое, что пришло в голову. Я подбежал к своему телу и, повинуясь какому-то собачьему инстинкту, начал вылизывать глаза, нос и щеки. «Давай же, очнись, пусть я опять стану человеком!» – исступленно молила напуганная душа. Какая-то женщина пыталась меня отогнать, но я на нее рявкнул. Кажется, меня оставили в покое. «Это собака мальчика», – сказал кто-то из стоявших вокруг людей. Наконец, подъехала скорая, и мое тело загрузили внутрь фургона. Я попрыгал рядом с фельдшером, пытаясь залезть вместе с носилками внутрь. Он тоже спросил: «Чья собака?». Ему дружно ответили, что мальчика. Тогда этот тип поднял ногу и пнул меня в сторону. Нет, ну ни в какие ворота! У меня – горе, а этот бездушный гад еще и пинается! Я сдал задом на несколько шагов, разбежался, подпрыгнул, словно посылая мяч в корзину… и вцепился зубами мужику под колено. Его зеленые штаны с треском порвались, а по ноге потекла струйка крови. «Я-у-у!» – взвизгнул он. «Вафф!» – ответил я, плюнув кусок штанины и скрываясь в окружающих скорую ногах. «Что же делать, что делать…» – безостановочно крутилось в моей голове.
Я сидел на мокром от дождя тротуаре. Машины разъехались. Моя вторая часть в больнице. Дядьку, сидевшего за рулем джипа, мучили полицейские. Шкура у меня намокла, я хотел есть, и все также не знал, что делать. Передняя дверь джипа была открыта. Я подумал о том, какой все же урод его хозяин… и прыгнул в теплое нутро автомобиля. Посижу, согреюсь, может и придумаю, как разгрести весь этот бред. Да, будет весело заявиться в колледж и потявкать. Или больничный взять. А детский сад? А бабушка? Представляю, что будет, если она узнает! Придется слушать часовую лекцию на тему “яблоко от яблоньки”, а заключительным аккордом выдаст резюме: сын такой же бестолковый, как и мать! Бедная моя мама. Хоть бы раз намекнула бабуле о том, что она тоже чья-то дочь. Не будем нагло тыкать пальцем. Лучше бы пожалела. Мать за эти годы сама на себя не похожа стала. Какая-то маленькая сгорбленная старушка. А менты тоже козлы. Заявление приняли, а искать дядю Сашу не собираются. Нет, поищут, конечно, когда он чью-то чиновную дочку или жену обует. Вот они забегают, засуетятся. Матери открытым текстом сказали: ты, тетка, сама виновата. Тебе ребенка растить, а ты все в любовь играешь. А может, и правы они, нету ее, любви этой? Да, в нашем дебильном мире торгуют всем: чипсами, пивом, телом, делом. Захоти – заплати. Только это слишком большая цена за незатейливый секс и продавленный матрас. А маме еще платить и платить! А помогать ей кто будет? Тут моя психика не выдержала, и я, растянувшись на заднем сидении, заревел в голос. То есть, конечно, завыл.
Проснулся я от того, что упал с сидения на коврик. Машина, негромко урча мотором, ехала по какой-то проселочной дороге. И мы удалялись от города. «Мужик, ты куда! Стой, верни меня обратно!» – я, не совсем соображая, что делаю, встал на задние лапы и левой передней потыкал его в локоть. Не почувствовал. Я еще потыкал и хрипло кашлянул-гавкнул. Тот подскочил, как ошпаренный, и резко дал по тормозам. Я кубарем перелетел через его локоть, спиной приложился к лобовому стеклу и свалился ему под ноги. Ко мне потянулась огромная мужская рука. «Никогда не думал, что у людей такие громадные руки», – подумал я и сжался в комочек. Дядька аккуратно схватил меня под животик и приподнял на уровень своих глаз.
– Ты кто? Как сюда попал? – спросил он, перехватывая меня другой рукой. У дядьки были карие глаза, темные брови, длинный нос и светлые волнистые волосы. Морщин вроде не много. Зубы белые и целые. Значит, еще не старый, подумал я, неотрывно глядя ему в лицо. А тот продолжал делать свои выводы:
– Значит, щенок. Мальчик. Ты прыгнул в машину на месте происшествия? Конечно, замерз и забрался погреться. И что мне теперь с тобой делать? Может, выкинуть?
В этот момент я закричал «нет», то есть, зарычал и резко замотал головой, ну и стыдливо поджал к пузику хвостик.
– Какой интересный щенок! – продолжил дядька. – Ты хочешь, чтобы я поверил в то, что ты понимаешь, о чем я говорю? Забавно. Ты хочешь кушать? – я усиленно затряс головой вверх-вниз. А для собаки это трудно, между прочим! Ну а чтобы он понял окончательно, я хвостиком махнул.
– Так… – разошелся тот, – а в туалет, гулять, писать хочешь? – Я еще раз кивнул, так как сразу почувствовал, что хочу. А еще я хочу обратно в город! Только как все донести до этого лба? Вот вопрос. А пока мы продолжили играть в некое подобие «кто хочет стать миллионером», только ставкой тут была моя жизнь.
– Я сейчас еду домой, потерпи пожалуйста, осталось недолго. Там и погуляешь, и поешь. – Решил он и завел двигатель. Меня посадили на сиденье рядом, и машина радостно сорвалась с места. Мужик хмыкнул. За окном, вместо городского дождя, падал легкий декабрьский снежок.
Свернув с трассы, мы попали на какую-то местную дорогу. С двух сторон от нее росли высоченные елки, запорошенные снегом. Я вспомнил скорый новый год, Кирюху, маму и даже вредную химичку. На глаза сами собой навернулись слезы и побежали по белой усатой морде. Я поднял лапу, чтобы их стереть, не удержался и завалился на сиденье. Дядька посмотрел на меня и удивился: