Валет Бубен
Шрифт:
– Нет, не звонил, – ответил я, – вот только Алеша мне звонил.
– Это не в счет. Так вот – за все это время ни одного звонка тебе не было. Как только ты появился – сразу же звонок от Стержня. Значит – слушали и услышали, как мы с тобой ходим по дому и базарим.
– Логично, – согласился я, – весьма логично…
– Я включил микрофоны под столом, так что теперь надо фильтровать базар.
Я кивнул, а Доктор поежился и зябко потер себя по плечам.
– Пошли в дом, Костя, прохладно тут… Да и водочка там киснет.
– Пошли, –
Усевшись на свои места, мы хлопнули еще по одной, и я, подмигнув Доктору, громко сказал:
– Зря я так со Стержнем! Ведь он нормальный пацан.
– Да, Знахарь, зря ты с ним так. Я бы на твоем месте извинился.
Я показал Доктору кулак и ответил:
– Ну, извиняться я не буду, конечно, но постараюсь сделать так, чтобы он на меня зуба не имел. Не по понятиям это.
– Да, – сочувственно закивал Доктор, – не по понятиям. Это точно.
– Я даже думаю, не предложить ли ему работать со мной. Ведь, после того как Стилета грохнули, он в неопределенном положении. А поскольку он парень правильный и серьезный, то я бы с ним поработал с удовольствием.
– А как же я? – обиженно спросил Доктор, хотя было видно, что он с трудом удерживается от смеха.
– А ты… – я сделал паузу, – ты уж, Доктор, извини, но до Стержня тебе далеко. Опыт не тот. Но ты не беспокойся. Я же тебя не прогоняю, будешь меня возить, как и прежде, охранять от нехороших людей, все нормально!
– Если честно, – сказал Доктор, – я и сам чувствую, что по сравнению со Стержнем я не смотрюсь. Так что, если ты предложишь ему серьезную работу, что ж, тут уж ничего не поделаешь – наши не пляшут! Но Стержень вообще-то крутой мужик, ничего не скажешь.
Примерно в таком духе мы развлекались минут десять.
И наконец раздался звонок по городскому.
– Это, наверно, тебя, – сказал Доктор и, строго посмотрев на меня, указал пальцем под стол.
Я кивнул и снял трубку. Звонил Таран, авторитет, присматривавший за Юго-Западом Питера. Я узнал его сразу, у него был откушен кончик языка, и в разговоре постоянно слышалось то ли присвисты-вание, то ли пришептывание.
– Здравствуй, Знахарь!
– А, здравствуй, Таран! Рад тебя слышать.
– Взаимно. Ты тут со Стержнем говорить не захотел, пришлось мне, старику, трубочку снимать, пальцем в кнопки тыкать. Что же ты так?
– А то, что Стержень много на себя берет. Лично мне гораздо приятнее разговаривать с человеком заслуженным, авторитетным и уважаемым, например, – с тобой, Таран. А уж о неприятных вещах – и подавно. Ведь разговор у нас неприятный будет, правда?
– Ну, у нас-то с тобой неприятного разговора не будет, сам понимаешь. Что нам делить? А вот то, что общество хочет спросить тебя кое о чем, – это факт. А там уж, приятно это будет или нет, не от меня зависит, а скорее от тебя. От
– А что за вопросы-то, Таран?
– Извини, Знахарь, но это уж ты сам потом узнаешь.
– А кто да кто будет?
– Увидишь. И еще там послание от Саши Сухумского из Крестов…
– Так, – резко прервал я его, – вот эти дела отменяются. Этот детский сад, когда «барыня прислала туалет… «да» и «нет» не говорить» и прочие дела с записочками – без меня. Если этот Саша Сухумский такой серьезный человек, то пусть он пошевелит жопой, даст денег, кому там следует, и приедет из Крестов на сходку. Я, честно говоря, до сих пор в глаза его не видел. И, хоть он и голосовал за меня на коронации, я хочу убедиться, что это живой человек, а не призрак какой-нибудь. Так обществу и передай. Скажи, что Знахарь имеет дело только с теми, кому можно в лицо посмотреть. Это мое последнее слово. Если все будет так, как я сказал, то я приду и на вопросы отвечу. Но только сразу скажу тебе, Таран, что мои ответы могут сильно не понравиться многим из авторитетов. И уверяю тебя, что порвать меня на вопросах не удастся. Это я буду некоторых на ответах рвать. К тебе лично это пока не относится, но если выйдет так, что ты будешь задавать мне необдуманные вопросы, то – извини. Лично к тебе у меня претензий нет и, я надеюсь, не будет. Ты мужик взрослый и, насколько я помню, – спокойный и рассудительный.
Этот спокойный мужик в девяносто третьем году голыми руками завалил пятерых беспределыциков в прессхате, куда его отправили развеселые вертухаи. А потом тихонечко постучал в дверь и попросил сделать приборочку в камере. У вертухаев отвисли челюсти, и Таран спокойно вернулся в свою келью. И допил чифирок, который даже не успел остыть.
Вот такой спокойный и рассудительный человек.
– Хорошо, – спокойно и рассудительно ответил он, – так и передам. Но от себя скажу – делай как знаешь, но попусту на рожон не лезь. Общество этого не любит.
– Знаю, что не любит, – ответил я, – но я тоже кое-чего не люблю. А чего именно – вот об этом на сход-няке и расскажу. Будь здоров, Таран, скоро увидимся.
– Вряд ли. Меня там не будет. А вообще – будь здоров, Знахарь, – ответил Таран и повесил трубку.
Я посмотрел на Доктора и увидел, что он с сомнением качает головой и, щурясь, смотрит куда-то вдаль, переваривая какие-то свои мысли.
Потом он посмотрел на меня и громко сказал:
– Ты извини, Знахарь, но общество нужно уважать. На то оно и общество.
– Конечно, нужно, – ответил я, – но я хочу, чтобы общество в ответ уважало меня и не присылало всяких там беспородных Стержней.
– Ну, ты авторитет, тебе лучше знать, – сказал Доктор и качнул головой в сторону двери.
Я кивнул в ответ и, зевнув, сказал:
– Пойдем-ка во двор, я тебе кое-что покажу. Запустили с Толяном хозяйство, пора вам жопу порвать слегка.
– А что такое, – притворно забеспокоился Доктор, – что запустили-то?